Ведьмак обратил внимание на меня. Задумчиво склонил голову набок, пожевал губами. Поза расслабленная, свободная. Но я насторожился – а вдруг просто усыпляет внимание?
Только сейчас заметил странности в облике ведьмака. Лицо усталое и посеревшее, в пятнах пыли и грязи. Седые волосы растрепаны и взлохмачены. На щеке несколько подсохших царапин. Ранки глубокие, свежие. Кровь еще сочилась через засохшую ломкую корочку. Одежда запыленная, кое-где в дырах и подпалинах. Грудь перекрещивали широкие ремни. Из-за плеча выглядывала изукрашенная рукоять ритуального меча. На моей памяти седой ни разу не трогал оружие. Для тренировок пользовался другим, попроще. А этот клинок берег, постоянно точил и шлифовал. Камышев по секрету поведал, что лезвие серебряное, зачарованное десятками заклинаний. Ведьмаки древности использовали такие мечи для борьбы с нечистью. В обычных же схватках воевали простым оружием. Интересно, что заставило Ярополка нацепить волшебный клинок?
– А говорил, превращаться не умеешь. Давай обратно в человека, – сказал ведьмак после минутного раздумья. – Я не собираюсь на тебя нападать.
Я поколебался, но послушался. Посмотрел на ладонь и отдал мысленный приказ. Кожа приобрела нормальный цвет. Когти втянулись и растворились в плоти. Я подхватил с пола рубашку, начал торопливо застегивать пуговицы.
– Интересный облик, – хмыкнул Ярополк. – Наверняка Тотемный. На мифического Козерога не похоже, но…
– Что случилось? – перебил я.
В голове промелькнуло воспоминание о непонятных образах и ощущениях. Запах гнили и сейчас витал в воздухе. Я чувствовал холод, чужие взгляды и призрачные прикосновения. Да и слова ведьмака о чрезвычайном положении подлили масла в огонь. Тревога вспыхнула с новой силой.
– Ничего из того, что тебе следовало бы знать, – ответил Ярополк и покачал головой. – Отправляйся к Камышеву. Профессор заждался.
Я посмотрел в глаза ведьмаку. Как же трудно определить эмоции! Лицо будто омертвевшее. Любой человек даже если сдерживается, непроизвольно дергает губами, мигает, шевелит бровями. Мимические мышцы невозможно держать в полном повиновении. Но Ярополку, казалось, наоборот приходилось прилагать огромные усилия, чтобы хоть иногда выражать обыкновенные человеческие чувства. Но с голосом прокололся… Я отчетливо понял, что ведьмак лжет.
– Не надо играть со мной втемную, – твердо сказал я и сложил руки на груди. –Иначе просто уйду и «ХраМ» останется без мага. Я тоже не дурак… И кое-что чувствую. В воздухе напряжение, тени и гниль. Что это значит?
– Шантажист, – укорил Ярополк. Задумчиво потрогал рукоять меча, медленно прошелся вдоль стеллажей и ящиков. – Ладно. Алексей Григорьевич с меня голову снимет, но думаю тебе необходимо знать… В общем так, за последние дни в городе начало творится что-то непонятное. Сначала появились волки-людоеды. Или дикие собаки, никто так и не понял. Ночью растерзали десятка два людей. Через некоторое время население поразил неизвестный вирус. Больницы забиты до отказа, люди умирают как мухи, а власти неспособны ничего предпринять. Но это лишь внешние проявления возникшей проблемы…
– А внутренние? – спросил я с осторожностью.
– Гораздо хуже, – кивнул Ярополк. – Наши осведомители среди местных чародеев передали весть. Кто-то проклял город.
– Вот как… – пробормотал я. – А чем грозит…
– Хуже ядерной бомбы, – мрачно пояснил ведьмак. – Только медленней. Но погибнет все живое вплоть до тараканов. Люди обратятся в теневых тварей… Уже обращаются. Я прошелся по улицам. Страшное зрелище. Еще день-два и Славгород исчезнет из реальности.
– Мы обречены? – уточнил я.
– Если уйдем, то нет, – ответил Ярополк. – Но у нас мало времени. Подозреваю, обычным проклятием не обошлось. Я видел признаки, слушал землю и воздух… В городе объявится Высший демон.
– Звучит невероятно, – проворчал я. – А вмазать промеж рогов серебряным мечом?..
– Легче сказать, чем сделать, – фыркнул седой. – Только некромант бы справился… Но чернокнижников на тысячи километров ни одного.
Ярость постепенно оставляла, разжижалась. Вместо нее пришло удивление. Я уже забыл, когда испытывал настолько яркие эмоции. В последние годы способность чувствовать почти атрофировалась. Успехи и неудачи, победы и поражения вызывали лишь отблески эмоций, бледные подобия. Набор чувств уменьшился до двух простых и примитивных: удовлетворение и раздражение… Прав, ох как прав соседский паренек Ванька. Не зря вступил в доблестные ряды слезливых ЭМО… Но сейчас что-то изменилось. Я стал другим. Душа не переродилась, нет… Но сбрасывала шелуху, отряхивалась и выбиралась из бездонной пропасти равнодушия.