Тотем ночи

- Клянусь, я узнаю кто это сделал и тогда он пожалеет, что родился у блядской мамы! - забормотал Васька и в его глазах сумасшедшинками плясали языки пламени. - Я буду не я, если...

- Если будешь лежать здесь и таращиться на этот металлолом, - оборвал его стенания старший сержант и пополз подобно раку.

Тут сквозь треск пламени послышался выстрел. Затем еще несколько. Он замер и начал тихонько молиться. Мимо прополз Васька.

- Замри, идиот! Не слышишь, стреляют!

- Отцепись! Это мой пистолет в "бардачке". Я его постоянно там забываю...

- Тогда ползи быстрее!

Один за другим наряд юркнул в раскрытую дверь церкви. Не успел Булка преодолеть и трех метров, как наткнулся на непонятное. Отсветы пламени лишь сбивали с толку и ничего разглядеть толком было невозможно.

- Васька, закрой дверь! - он повернулся к Роману. - Посвети мне.

Шевчук послушно чиркнул спичкой и огонек высветил несколько трупов. Один из них показался старшему сержанту до боли знакомым.

- Свети сюда! - и когда огонек вплотную приблизился к обезображенному лицу, ошарашено прошептал. - Захар, твою мать!..

Шевчук бросил спичку и на четвереньках помчался, высоко подбрасывая задницу, в сторону выхода, сбив Гармаша. На улице у него, правда, хватило мозгов притормозить и затаиться в тени, дрожа от страха.

- Я знаю, что происходит, - вдруг сказал Гармаш неестественно спокойным голосом.

- Идет охота на ментов! Мы стали не нужны...

- Как это?!

- Очень просто. Когда у Гитлера отпала надобность в штурмовиках, он устроил им Варфоломеевскую ночь.

- Нашел с кем сравнивать. Мы...

- Что мы? Годимся на то, чтобы бросать собакам кости?! Конечно, но какой от нас еще прок?..

- Заткнись, ради бога! И давай отсюда убираться! Ромка умнее нас обоих!

- Молодости свойственно ошибаться, - пробормотал Васька, но все же пополз следом.

Только когда они оказались за церковью, Булка рискнул подняться на ноги.

Шевчук, а до этого момента он вел себя ниже травы, по которой полз, неожиданно вскрикнул и дернул его за рукав.

- Что еще?! - старший сержант выхватил пистолет. От жуткого предчувствия смерти внутри похолодело.

- Т-там, - запинаясь, сказал Шевчук и указал подрагивающим колом на непонятную кучу, лежащую в пятне пробивающегося сквозь ветки лунного света.

- Тряпь? какое-то... - фыркнул Гармаш, освободившись от наваждения, порожденного знанием истории и видом мертвого капитана. Глаза, так сказать, не видят и душа, следовательно, не болит. - И кости. Вчерашние, наверное...

- Ой! - тихо взвизгнул Роман и отступил за его спину. - Оно дергается...

- Странная какая-то кучка, - подтвердил его реакцию Булка и шагнул вперед, чтобы рассмотреть поближе.

И тут по их натянутым нервам из кустов ударил душераздирающий скул.

Тонкий, жалобный и протяжный он проникал в мозг, как нож в масло. Булку еще раз посетило отчетливое ощущение присутствия рядом с ним старухи с косой.

- Ромка, дай палку, - он протянул руку.

Тот неохотно расстался со своим сегодняшним талисманом.

Ступая на цыпочках, Булка подошел к кустам. Изматывающий звук издавали лохматые корчащиеся клубки. Колом он выкатил один себе под ноги и остолбенел.

Собачонка уже скулила тихо-тихо, дрожа нижней челюстью, а ее живот набухал прямо на глазах, словно там зрел фурункул. Кожа истончалась до полной прозрачности и лопнула противно. Наружу вывалился розовый, как младенец, кусок мяса, перепачканный слизью и ошметками собачьих внутренностей.

Булка даже не заметил, как вой окончательно стих и из кустов к куче тряпья поползли такие же зародыши. Как ни странно, но первым опомнился Шевчук. Подбежав, он вырвал из рук старшего сержанта кол и замахнулся, искупая вспышку панического страха, испытанного им в церкви.

Неожиданно услышанный за спиной сдавленный звук заставил его обернуться. К нему делал шаг навстречу обезглавленный Васька. Его оторванная голова не спеша, будто в замедленной съемке, отлетала в сторону. Самым жутким было то, что она все еще недоуменно моргала.

Из груди Романа вырвался вопль, от которого Булка пришел в себя. Пистолет начал плеваться огнем по безглазой и безногой плоти, не обращавшей, впрочем, на пули никакого внимания.

Шевчук попятился и тут на него сверху, используя плечи падающего Гармаша, как трамплин, обрушилась волчица. Скорее по недоразумению, чем по какой-либо иной причине, осиновый кол, инстинктивно выставленный Романом над собой, с хрустом пробил ее сердце.

- Ненавижу, - отчетливо сказала волчица и испустила дух, придавив собой младшего сержанта.

Оцепенев от ужаса, он не мог шевельнуться и лишь чувствовал как горячая жидкость пропитывает его одежду, согревая охваченное ужасом тело.

Луна серебрила волчий мех и его волосы.