Товар для Слона

А в самом деле, какой выход есть у жертвы шантажа?.. Что я сделал бы на его месте? На его месте я бы ещё подумал, стоит ли вообще что-то делать: шантажист не требует денег, а наоборот, сам приплачивает — а потребовать может покровительства и помощи, если дело неудачно обернется. Ну, это ещё то ли будет, то ли нет, а пока что приличные денежки капают, пока что полковник от меня вдвое больше имеет, чем от державы, — какого ж ему рожна надо?…

Так, это — на его месте. А на своем? Потерпел бы я шантаж? Ну извините, чтобы кто-то мог мне приказывать?! Уж я бы… А что ты бы? Если держат за глотку?..

Размышления Бориса Олеговича прервала супруга, позвала ужинать. Собственно, ужинать Дубов не стал, какой там ужин после «Васьки», так, чайку попил. На разговоры Инги Харитоновны, однако, он отвечал односложно все пытался придумать самое изящное решение задачки о шантаже.

Пока что у него получалось, что для делового человека разумнее всего вывернуть ситуацию наизнанку — найти на шантажиста такой компромат, чтобы тому выгоднее было самому помалкивать, а после достижения патового положения предложить взаимовыгодное сотрудничество… если, конечно, от данного шантажиста может быть какая-то выгода. Никакого лучшего выхода Дубов придумать не сумел и в девять вечера включил телевизор — послушать, что новенького на свете, в частности, в Федерации, да не по официозному первому каналу, а по более языкатым НТВ и РТР, благо дом стоит на горе и Половецк ловится отлично…

В 22.00 позвонил коммерческий директор Александр. Борис Олегович ожидал обычного ежевечернего доклада, но уже первые фразы заставили его вскочить со стула. Он нажал кнопку отключения микрофона и скомандовал жене:

— Срочно машину и чистую рубашку!

* * *

— Значит так, Борис Олегович, — докладывал Рудой, — пока я пытался в райотделе понять, чего им нужно, на станцию нагрянула целая бригада с обыском. Не знаю, был ли у них ордер, я не видел.

— Когда это случилось?

— Меня увезли около пяти, бригада прибыла в четверть шестого, так вахтер записал.

— И что они искали?

Григорий Тимофеевич взял со стола сделанную под копирку копию написанного от руки списка.

— Вот…

Дубов недоуменно взглянул на длинный перечень каких-то чисел.

— Запчасти по москвичевским тормозам. Все выгребли, чем завтра работать будем — не представляю. Не поставлю ж я ихнюю расписку людям на машины…

— А тебя о чем спрашивали?

— Кто делал на машине мэра тормоза, когда. Я говорю как было, Сережа Фомин делал, я эту машину никому другому не доверяю. Сидел у них, дожидался, пока его привезли, он подтвердил.

— Где он сейчас?

— Дома, я его завез по дороге.

Дубов задумался.

— Ладно, завтра с утра пусть сядет, напишет мне на бумаге дословно, что его спрашивали, что он отвечал… Хотя нет, не завтра — сейчас отправь человека, пусть дождется и записку мне утром привезет. А то, глядишь, менты среди ночи надумают его забрать… Так. Обо мне спрашивали?

— А как же! Ну я говорил все как есть: мол, да, знаю, научный консультант из фирмы «Элефант», нам эта фирма регулярно делает анализ масел и антифризов, помогла избавиться от недобросовестных поставщиков.

— Добро. Завтра с утра бери кладовщика, покупай в фирменном магазине запчасти взамен изъятых и работай. Еще вот что: ты за последние три месяца новых людей на работу принимал? Вспомни, подними бумаги, может, хоть на несколько дней кого в помощь брал. Список — Алексею. Последнее: когда домой попадешь, сразу оставь жене мой телефон.

Рудой недоуменно уставился на хозяина, и тот пояснил негромко:

— Они ведь и тебя могут сцапать среди ночи…

* * *

— База, докладывает седьмой. «Пятерка» 14–07 уехала с объекта в 23.55. С пассажиром.

— Вас понял, седьмой. Наблюдение прекратить, вернуться на базу. Конец связи.

* * *

Все-таки есть свои прелести в дневном стационаре. С утра искололи, отпроцедурили, дали полчасика отлежаться — и вали домой, Колесников, вкушай целебный отдых на родной койке. А там уж если и нарушат вдруг покой страдальца, то не ради инъекций и замера температуры…

Ася, упершись плечиком мне в подмышку и уложив голову на мою согнутую руку, уже посапывала, я растекался мыслию по древу — отоспался за время лечения, сейчас долго не засыпаю, и виделось мне, что сидим мы с Андрюшей в «девятке», на берегу, раскрыли дверцы и прямо оттуда забросили удочки. У Андрюши клюет раз за разом, а у меня две стрекозки, синяя и зеленая, устроились на поплавке и тешатся любовью, и я даже не могу перебросить снасть в другое место, нельзя мешать, им ведь тоже надо, а на той стороне речки, невидная за деревьями, грохочет по рельсам электричка с прерывистым высоким воем, повоет — передохнет, потом снова, елки-палки, она что, бесконечная? Давно должна уже проехать, а она снова в-ву-у-у… в-ву-у-у… дзы-ы-ынь…

Ася завозилась под мышкой, буркнула сквозь сон:

— Лежи, это опять Свету…

— Какую Свету?

— Которой здесь нету… Лежи…

Черт, это же телефон!

Я выбрался из-под одеяла и побрел на кухню к телефону. Все-таки холодно в одних трусах, когда топить начнут?..

— Слушаю…

— Вадим Андреич? Простите, что беспокою так поздно…