Товарищ "Чума"#3

Чумаков, оттолкнув бандита, резко прыгнул в сторону и перекатился по земле, стараясь держать в поле зрения и второго грабителя с ножом в руках.

— Ах, ты, падла! — Закричал фиксатый, не успевший среагировать на прыжок Ивана.

Выдернув из кармана пистолет, он навскидку выстрелил в Чумакова. Самым краешком глаза Иван заметил, как из пистолетного дула вырывается поток пламени.

— Ну вот, приплыли! — Ивана пронзил приступ страха за свою жизнь, сердце застучало со скоростью отбойного молотка, а во рту пересохло.

Однако, внезапно время для него существенно «замедлилось», а после и вовсе остановилось. Фигуры бандитов застыли неподвижными страшными истуканами, а на самого Чумакова словно бы навалилась какая-то тяжесть. Исчезли все звуки, а сам воздух наполнился тяжелой неповоротливой тягучестью, словно превратившись в густой кисель.

Мышцы — оцепенели, обернувшись тупыми баклушами, не желающими подчиняться. Иван испуганно забился, словно заяц, попавший в охотничьи силки, пытаясь скинуть навалившуюся тяжесть — и у него неожиданно получилось! До арки — рукой подать. Шажок за шажком — и вот он уже на свободе! Едва он только покинул территорию двора — время резким скачком вновь вернулось обратно в привычное русло.

— Где он, Сема? — Донесся до Ивана голос фиксатого из подворотни — бандит явно потерял свою жертву. — Куда делся этот терпила?

Подстегнутый криком Чумаков стремительно побежал прочь по улице подальше от злополучного двора… А в его голове неожиданно пронеслась мысль: он только что подтвердил на практике теоретические выкладки Трефилова. Жаль, что профессор не видел этого собственными глазами…

— Вы меня простите, Иван, — виновато произнес Бажен Вячеславович, — но это и было последним испытанием. Поверьте, вам ничего не угрожало: бандиты — это актеры из нашего студенческого театра, а пистолет был заряжен холостыми… Я специально так день подгадал, чтобы вам стипендию выдали…

— Как… вы… да я там переср… — «задохнулся» от возмущения Чумаков, — испугался, одним словом! Вы же знаете обо всех этих убийствах…

— Так именно такого эффекта я и добивался! — Профессор победно вскинул руку с оттопыренным указательным пальцем. — И не прогадал! Вы — тот, кто мне нужен, Ваня!

— Зачем я вам, Бажен Вячеславович?

— Теперь я могу вам рассказать… Только для начала скажите, что с вами случилось после выстрела? Ведь что-то же случилось, не так ли?

— Да, было, прямо как вы рассказывали… — согласился Чумаков. — Я, правда, так и не понял, как это работает…

— Не стесняйтесь, Иван! — приободрил своего «студента» Бажен Вячеславович. — Мы с вами стоим на пороге удивительного открытия!

— Понимаете, профессор, я испугался… сильно… ну, когда сообразил, что меня сейчас застрелят… Прям морозом обдало…

Профессор подался вперед, навалившись руками на парту и жадно ловя каждое слово Чумакова, кивая в такт его словам.

— А затем все замерло! Бандиты застыли… пламя из пистолета… А я двигаться могу, только с трудом, очень-очень медленно. Я как в болото попал…

— Это действие «временной инерции», — пояснил Трефилов, — ваше сознание перестроилось, а тело за ним не поспевало! А со стороны выглядело так, как будто вы просто исчезли!

— Так вы тоже там были? — догадался Чумаков.

— Ну, не мог же я пустить все на самотек? — Виновато развел руками профессор. — А потом я долго убеждал ваших «бандитов», что это не так: вы просто незаметно перекатились в кусты… И позже сбежали. Но, похоже, они мне так и не поверили.

— Так что со мной случилось, Бажен Вячеславович?

— Вы, Иван, в тот момент испытали тот самый эффект «длинного времени»! Вы же были на моём февральском докладе, я помню! Я называю такое состояние «аварийным режимом» человеческого организма.

— Но раньше со мной такого не случалось… Вернее, случалось, но я практически не мог двигаться, как в этот раз…

— А в этом-то и заключается «фокус»! — довольно произнес профессор. — Понимаете, Иван, я собрал одну машину… Вот её-то воздействие на испытуемых я и проверял…

На этом моменте меня вновь «вышибло» из памяти деда в окружающую реальность 1942-го года. Старик продолжал сидеть за столом, но с весьма напряженной физиономией — над его уродливой раной колдовала Глафира Митрофановна, а Акулинка ей ассистировала.

Мне стало ясно, что явилось причиной моего «возвращения» — я ощущал, как больно было моему старику, он ни единым звуком, ни единым жестом этого не показывал. Не человек — скала. А ведь я только что видел его обычным парнем, ничем не отличающимся от тысяч и тысяч других таких же парней и девчонок молодой страны Советов.

Когда же он успел так закалить свой характер? Ведь и особо времени у него и не было — пять-шесть лет от силы. Не знаю, рассказывал ли мой старик о своей дальнейшей судьбе, пока я «плавал» в пучинах его памяти, но я собирался «досмотреть» историю с профессором Трефиловым до конца.

Моя чуйка, которая меня еще не разу не подводила, говорила, что в будущем мне придётся еще столкнуться с последствиями этой истории. И, кстати, я, наконец-то, узнал, откуда в моей голове взялся этот интересный термин — «аварийный режим».