— Он очнётся! — убежденно произнес Левин. — Мой препарат обязательно поставит его на ноги!
— А если он очнётся полным дебилом? — спросил Хорст. — Ты можешь гарантировать, что этого не случиться?
— Увы, старина, этого тебе никто не сможет гарантировать, — виновато развел руками командир «зондеркоманды 'Н».
— Эх, если бы я сам мог попасть к нему в голову… — выдохнул Хорст.
— Есть у меня один вариант, — устало проскрипел Вайстор, вынимая платок из внутреннего кармана и вытирая с дряблой кожи крупные капли пота, — рассчитанный на самый крайний случай… Второе погружение я не потяну — совсем слабый стал… А вот ты… — Карл пристально посмотрел в глаза профессору Хорсту.
— Я? — С надеждой подался к генералу Хорст. — А это вообще возможно?
— Да, ты! — кашлянул бригадефюрер СС. — Способ есть. И для него не обязательно иметь магический дар. Только он тебе не понравится…
— Я готов! — поспешно выпалил Волли. — И чем же «не понравится»?
— Можешь «случайно» превратиться в точно такой же овощ, каким является твой бесценный русский профессор.
Волли подошел поближе к Вилигуту и даже наклонился, чтобы стать вровень с сидящим стариком.
— Что ты имеешь ввиду, Карл? — спросил он свистящим шепотом.
— Я могу поспособствовать, чтобы ты сам попал ему в башку, — прокашлявшись в кулак, ответил бригадефюрер СС. — У меня есть пара подходящих практик, способствующих расширению сознания. А я научу тебя, как проникать с их помощью в чужое… А там ты уже «пойдёшь» своим ходом по чужим пыльным закоулкам памяти! Только нет никакой гарантии, что ты вернешься обратно…
— Какова вероятность, что я не вернусь? — прямо поинтересовался Хорст.
— Пятьдесят на пятьдесят, — Карл усмехнулся бескровными губами, и отер их тыльной стороной ладони.
— Не густо, — покачал головой Хорст.
Так рисковать своей головой ему совсем не хотелось. На мгновение представив себя «овощем», лежащим на соседней койке с Трефиловым, он даже вздрогнул от нахлынувшего ужаса. Но с другой стороны, вероятность не настолько уж и маленькая…
А влачить жалкое существование забытого всеми «гения», когда-то подающего ба-альшие надежды, он давно устал. К тому же, погибнуть на передовом научном посту его прельщало куда больше, чем повеситься, или вышибить себе мозги из пистолета.
— Если бы твой подопечный был хоть немного вменяем, — словно услышав его мысли, произнес Вилигут, — вероятность добиться успеха была бы очень велика… Но я уже видел «изнутри», что с этим русским не всё в порядке…
— А знаешь, что, Карл? Я подумаю над твоим предложением, — уверенно произнес Хорст. — Подождём, может быть препарату Рудольфа удастся немного «починить» русского профессора. Либо залезу к нему в башку, если уже не останется другого выхода.
— Подумай, мой юный друг, — кивнул старик, — хорошенько подумай! И, вообще, в этой богадельне найдется хоть капля шнапса, чтобы немного взбодрить мой истерзанный и разбитый организм? — Вилигут неожиданно решил сменить тему.
Его «ученики» облегченно вздохнули — этот эксперимент вымотал не только пожилого генерала. Едва высокое начальство покинуло палату, к вновь привезенному пациенту направилась бригада врачей и медиков. Вскоре гауптманна Кюмайстера переодели, перевязали и утыкали капельницами.
Покидая палату никто из врачей не заметил, что истощенный русский профессор, к которому все давно привыкли за шесть лет, проявил не свойственную ему активность — шевельнул пальцами правой руки и приоткрыл левый глаз. Дверь в палату захлопнулась, оставляя двух коматозных пациентов наедине друг с другом.
В очередной раз профессор Трефилов пришел в себя уже не в темном деревянном ящике с просверленными в стенках отверстиями, и набитым какой-то мягкой «шелухой с опилками», а в нормальной кровати. Самочувствие его было препоганейшим, особенно чудовищная слабость, не дающая ему не то, что поднять голову от подушки, а даже рукой нормально пошевелить было тяжело.
Однако, болезненные травмы, полученные в результате аварии отбитые ребра больше не болели, не ныли ушибленные лоб и челюсть. Ну, не могло же оно просто так за один день пройти? Или не за один? В набитую, словно ватой, голову Трефилова закрались нехорошие подозрения. Сколько же он был без сознания, если у него ничего не болит? Вот только чудовищная слабость и немощность весьма его напрягали.
Голова не желала сдвигаться ни влево, ни в право, «удобно» устроившись в углублении подушки, так что внимательно рассмотреть, где же он очутился, с первой попытки не удалось. Перед глазами маячил лишь девственно белый потолок, да часть побеленной стены.
Скосив немного глаза, Бажену Вячеславовичу удалось рассмотреть кусочек белоснежной наволочки, на которой он заметил какой-то фиолетовый оттиск. Скорее всего, это штемпель с название лечебницы, в которой он очнулся. Иначе, как объяснить сильный специфический запах лекарств и крови, а также слабый оттенок мочи и дерьма, который Трефилову, пусть и не без труда, но всё-таки удалось распознать.