Если врагу удастся доставить достаточное число бронетехники, то они проломят территориальные дивизии, плохо обеспеченные противотанковыми пушками, и тогда переброска резервов окажется бесполезным и бессмысленным занятием — их будут просто сметать, как тряпкой убирают хлебные крошки со стола. Нужно немедленно бросать в бой танки, не дать «бошам» закрепиться на плацдармах.
— Если мы упустим время, генерал, то германские дивизии создадут такую оборону, что мы прольем потоки крови наших доблестных солдат и не достигнем результата. Флот вступит в игру лишь следующей ночью, мы и так потеряли почти все крейсеры и эсминцы в Портсмуте и Саутгемптоне от ударов их «штук».
— Я понял, сэр, не нужно меня убеждать. Но немцы захватили два плацдарма, а у нас всего одна танковая дивизия. А потому, так как она под рукою, я отдам приказ немедленно атаковать десанты под Фолкстоуном и Гастингсом и скинуть противника в Канал.
— Вы уверены, что поступаете правильно, генерал? Атаковать именно там?! А если этого немцы и добиваются?
Черчилль наклонился, глаза презрительно сверкнули. Он неоднократно, еще со времен Великой войны, вмешивался в ход военных кампаний и на море, и на суше.
И хотя результаты порой достигались совсем не те, на которые рассчитывал потомок герцога Мальборо, переубедить сэра Уини в этом никто не мог. Тот был всегда уверен в своем видении мира и собственной правоте и в ломаную гинею не ставил военные дарования большинства генералов и доброй половину адмиралов.
Потому этот маститый политик и циник часто любил приговаривать, что война есть настолько дорогостоящее дело, чтобы доверять ее вести одним только военным.
Мотор взревел и тут же с надсадным стоном оборвался. «Хейнкель» моментально клюнул носом, и Готфрид Леске понял, что тянуть дальше просто нет смысла.
До спасительного берега на той стороне Ла-Манша он не доведет почти потерявшую управление многотонную машину, хотя левый двигатель, изрешеченный пулями, залитый маслом, пусть и коптил, но все еще продолжал работать.
Добрая и надежная техника, которую могут делать только немецкие рабочие, — за этот полет лейтенант уже несколько раз воздавал этому мысленную хвалу.
Но теперь все кончено, потому что нет не только надежды, но и сил и терпения преодолеть боль в обожженных руках, которыми он хлопал по комбинезону, стараясь потушить тлеющую ткань.
Он не долетит до спасительного берега потому, что поджарится в этом пекле! Пилот задыхался в угарном чаде, проклиная «спитфайры», что подожгли самолет над Дувром, на обратном пути. Вот она плата стрелкам за секундную расслабленность — отбомбились по выдвигающейся к плацдарму английской пехоте и подумали, что дело в шляпе.
Командира убило первой же очередью, затем прошлись трассерами по моторам и топливным бакам — истребители озверели, единым ударом разломали слитный строй эскадрильи и согласованно принялись добивать потерявших скорость подранков, среди которых оказался и бомбардировщик, пилотируемый Леске.
Настырный и умелый народ эти англичане, а война в воздухе для этих джентльменов символизируется с охотой, на которой они приобрели передаваемый из поколения в поколение опыт, прах бы их задери, вместе с островом, чтоб ему в океан провалиться!
— Парни, кости за борт! Иначе зажаримся!
Леске, задыхаясь в дыму, криком отдал команду покинуть самолет на парашютах, хотя пилот не знал, кто, кроме него, уцелел в этом горящем аду.
Теперь следовало позаботиться о собственном спасении, и лейтенант первым делом провел рукою по надетому надувному жилету.
Хорошую вещь придумали немецкие специалисты — легок, это не пробковый, как у моряков. И не нужно надувать, при попадании в воду химический патрон сработает, и за десять секунд жилет надуется воздухом. И плавает как поплавок, не даст лицу уйти в воду и захлебнуться, если потеряешь сознание.
Леске, зажмурив глаза от едкого дыма, что пролез в пилотские очки, бросил штурвал и скользнул вниз. Нащупав рычаг, повернул его по инструкции — люк в полу отвалился, открывая пилоту путь к спасению. Сквозь струю черного дыма он разглядел синее покрывало Ла-Манша и рванулся вперед головой.
Содержимое желудка тут же заполнило рот и едкой струей забило ноздри. Леске отчаянно захрипел, тело стало невесомым и полетело вниз камнем. Захлебываясь в собственной блевотине, чувствуя, что теряет сознание, пилот последним усилием все же раскрыл парашют.
«А ведь эта старая морская калоша абсолютно не верит в успешный исход операции», — неожиданно понял Андрей, и на душе опять забурлило.
Он едва задавил жгучее желание схватить старика в черном флотском мундире за горло и задавить как куренка, свернув тощую шейку. Или завалить его на пол и запинать ботинками, так, чтобы кровища во все стороны брызгами летела.
Родионов кое-как, в три приема, смог перебороть вспыхнувшую ярость, понимая, что та идет от настоящего Гитлера, что в очередной раз попытался выскочить из-под его воли.
«Редер страхуется на случай провала «Морского льва», и серьезно». — Андрей хмыкнул, но мысленно, продолжал сохранять спокойствие.