Две вещи привлекли внимание моментально — портрет «вечно живого», что лежал мумией по примеру древних фараонов в персональной пирамиде, и множество книг в шкафу. Из истории он знал, что Сталин всегда занимался самообразованием, а потому много читал.
К сожалению, чего не скажешь о его соратниках и преемниках, одна героическая ода про «царицу полей» чего стоит вкупе с ботинком на ассамблее ООН.
И еще они гордились своей дремучей серостью и невежеством, громогласно заявляя, что прошли революционные «университеты», а потому буржуазная «образованщина» ни к чему!
Андрей извлек из знакомой пачки, хотя и малость другой, папиросу «Герцеговину Флор», почувствовав себя школьником, что покуривал тайком от родителей, покупая в известных по Москве табачных киосках такие дорогие папиросы за целых шестьдесят копеек, когда «Беломорканал» всего двадцать пять стоил.
Сталин спокойно набивал свою трубку, а Родионов, сам напросившийся провести неформальную встречу, «без галстуков», так сказать, ловко смял мундштук привычной по армии «гармошкой» и, чиркнув спичкой, закурил. Странно, но сейчас табак пошел хорошо, видно, он сам курил, а не Гитлер с его неприязнью к этому злу.
Хорошо пошло, как говорится…
— И как вам папироса, Андрей Иванович?
От неожиданности дым стал в горле, глаза полезли на лоб —
Спасение пришло неожиданно — крепкая ладонь пару раз хлопнула по спине, и сразу полегчало. Участливый голос, с истинно отцовскими интонациями, заботливо осведомился:
— Давно не курил, Андрей Иванович? Или…
— Именно «или»!
Родионов прокашлялся и смог ответить. «Темнить» не стоило, незачем, да и будет глупо.
Сталин оказался не просто умным, а мудрым, раз не только мог заново связать все неувязки, но и понять, кто есть кто, — в этом Андрей сейчас не сомневался.
— Хотя вы вряд ли
— Но почему же, — после долгой, очень долгой паузы отозвался Сталин, медленно прохаживаясь по ковру. — Как раз наоборот, ибо в молодости, как вы знаете, я в семинарии учился. И в Его Провидение, как это ни странно для коммуниста, верю… Что и утвердило меня в данном мнении…
Андрей стоически перенес острый взгляд, прямо резанувший по живому, но Сталин тут же отвернулся, хмыкнул в усы и снова прошелся по кабинету. Затем остановился и снова посмотрел:
— Вы не спрашиваете, почему я вас так называю, по имени-отчеству?
— Зачем? Того, что я написал в письме, было достаточно. Да и косвенно я представил немало информации к размышлению.
— Удивительно, но все поверили в гений фюрера, что изучил русский язык за несколько месяцев…
— А вы сами?
— А как вы думаете? И при том, что он за это время разгромил две европейские державы, но от плодов победы отказался. Почему?
— Я не желал, чтоб еще погибло двадцать миллионов советских людей и семь миллионов немцев!
— Даже так, — удивительно спокойным голосом произнес Сталин, остановился, посмотрел — его глаза стали темными.
— Германские генералы смотрели в ноябре сорок первого в бинокли на золотые московские купола, в сорок втором мылись в Волге у Сталинграда. Но в конце концов именно мы вошли в их Берлин в победном мае сорок пятого, а не союзники.
— Союзники? — после долгой паузы то ли спросил, то ли утверждающе произнес Сталин, и первый раз Андрей увидел, какой жестокой может стать в одночасье его улыбка.
— Прошлый раз тоже вели свою игру и в эту войну долго выжидали…
— Им важно, чтобы мы и Германия истекли кровью!
— Это правда, Иосиф Виссарионович. Десант в Нормандию был сделан в июне сорок четвертого, когда мы были уже у границ Пруссии и вошли в Польшу! Я говорю правду…
— Я знаю, — негромко произнес Сталин и присел на диван, — с такими глазами не лгут…
Время мучительно текло, в кабинете стояла гнетущая тишина, и Андрей первым решился ее нарушить:
— Гитлер напал на СССР 22 июня. Вроде как в упреждение, под предлогом того, что Красная Армия готовит удар…
— Ваша разведка сейчас сообщает, что мы концентрируем войска у границы?
— Нет, такой информацией не владею. Абвер отслеживает ситуацию постоянно, есть и другие источники. Хотя ряд каналов, в основном пресса, мне думается, что по наущению, дают картину военных приготовлений, что проводят по вашему приказу.
— Странно, но с подобным приходится иметь дело и мне. Угроза со стороны Германии приводится как реальная.
— Значит, война между нами им выгодна, потому и идут на провокации. Прошлый раз им это удалось, но сейчас я принял меры заблаговременно и теперь надеюсь на ваше взаимопонимание. Давайте сделаем так, если вы не против: я отвечу на все ваши вопросы, абсолютно ничего не скрывая, а вы сами решите, что нам делать!
В доме на всю мощь работал кондиционер, и после поездки под жарким, отнюдь не осенним солнцем Альберт Кессельринг чувствовал себя отдохнувшим.
Здесь, в небольшом городе на берегу моря, царил беспорядок — итальянцы явно готовились к эвакуации, презрев прибывающие им на помощь немецкие части.