Товарищ фюрер

Курт скривил губы в ухмылке – после сражений во Франции он испытывал к обитателям этой страны легкое презрение, как и все эсэсовцы. И не важно, выступали ли они врагами, как в мае, или союзниками, как в этом сентябре.

– Взяли-то их мы, а не они. – Дитрих опять улыбнулся задорной улыбкой мясника, которым работал до участия в широком национал-социалистическом движении. – А то, что французы здесь с нами, так на то политика, и не нам о ней думать, майор.

Майер закряхтел, не успев привыкнуть к заслуженному в боях на острове новому званию – ведь отныне он будет именоваться на армейский лад: вчера зачитали приказ фюрера об упразднении частей «ваффен СС» и переформировании их в особые, с гвардейским статусом, панцер-гренадерские полки.

Эсэсовцы считали себя элитой немецкого народа, вооруженным отрядом партии, а тут перевод в вермахт?! Но фюрера в отданном приказе никто не винил: они приносили присягу не Германии, а лично Адольфу Гитлеру, а он их от нее не освобождал.

Да и переводились они не в армию, а, судя по слухам, в панцерваффе, где и обмундирование похожее, с введением новых воротничковых петлиц на черные мундиры, только без эсэсовских рун.

Тем паче что уже знаменитая 1-я танковая дивизия получала точно такое же почетное именование, только без упоминания «личного полка – штандарта». Это несколько смягчило общее недовольство эсэсовцев – даже «мертвую голову» снимать не пришлось с пилоток, танкисты носили почти такие же. Но все же обидно, хотя за старину «Зеппа» Дитриха еще обиднее – из группенфюрера «ваффен СС» он стал рядовым генерал-майором, ибо на должности командира полка получить больший чин было абсолютно невозможно, и так «вилка» всего до полковника…

– А французы ничего, ни разу не бежали, майор. Это делает им честь, особенно после майских и июньских дней.

– Так точно, группенфюрер…

– Майор, мы давали присягу фюреру, так что изволь выполнять приказ, как положено честному немцу!

– Так точно, мой генерал. Просто они воевали чуть-чуть, больше за нашими спинами прятались. Зачем нам такие помощники, мой генерал?

Майер впервые выдавил из себя армейский чин «Зеппа», но на принятый в бригаде манер: эсэсовцы убрали «герр», оставив товарищеские отношения, а не принятые в армии, и старались не упоминать «майора».

Это всех устроило, даже соратники танкисты стали перенимать такое простое, без угодливости, но с достоинством обращение. На котором, кстати, и «Шнелле-Хайнц» всегда настаивал, так что и к нему местоимение «мой» постоянно употребляли.

– Французы – торговцы от рождения, как и итальянцы. – Дитрих улыбнулся, но на этот раз зло, оскалившись, как волк. – Они до последнего тянули, пока уверенность в нашей победе не стала полной. Тогда и собрали парочку дивизий мародеров. Смотреть тошно! Тьфу!

Генерал плюнул от раздражения и повернулся, махнув рукой. Майер усмехнулся – действительно, торговцы эти галлы с латинянами, вояки с них худые. Но выгоду носом чуют – ведь с союзников контрибуцию брать как-то не принято! И пример есть – румыны в ту войну, право слово!

Берлин

– Война только начинается, мой милый Эрих!

Андрей посмотрел на несколько растерявшегося от таких слов начальника штаба ОКВ и усмехнулся. Военные в Германии имели порядочный кругозор, вот только политическим доктринам предпочитали свое специфическое ремесло, в котором они действительно собаку съели, и не одну, причем с ошейниками и кожаными намордниками вместе.

– Это война идеологий, Эрих, такая война, о каких раньше никто и не думал. Страшная, которая будет вестись до конца. И мы проиграем эту войну неизбежно, если будем придерживаться доктрины национал-социализма в ее чистом виде… Прежнем, я хотел сказать.

– Но почему, мой фюрер?!

Генерал был потрясен от сказанного, Андрей это прекрасно видел, но держал себя в руках. Зато в глазах рвалась мысль, словно попавшая в какие-то шоры и не имевшая возможности либо сил из них вырваться.

– Это война за мировое господство, генерал. Причем не в границах какого-либо государства, пусть даже в рамках империи. Нет, это борьба идеологий, которой придерживается та или иная группа стран.

– Мировая война уже была, мой фюрер…

– То была предтеча, Манштейн. Затронув внешний характер держав, она не затронула их внутренней сущности. И кайзер сделал великую ошибку, организовав революцию в России и приход к власти большевиков. С этого момента Европа и мир стали становиться другими. Совсем другими. Вспомните, мой милый Эрих, как мы жили до войны – я имею в виду все страны – и много ли было между нами отличий? Или главным было политиканство, идеологическая вражда, злоба к соседу, право истреблять людей только за то, что они имеют другую национальность или происхождение?

– Нет, мой фюрер, – улыбнулся генерал. – Разница определенная имелась, это так. Но принципиальных отличий я не наблюдал, хотя побывал и во Франции, и в России.