Товарищ фюрер

Андрей в лихорадочном возбуждении подскочил к вставшему из кресла Манштейну и схватил его за мундир. Лицо генерала, по мере монолога фюрера, вначале побледнело, а теперь побагровело. Он начал хрипло дышать, сам задыхаясь гневом.

– Но мы вовремя раздавили гадину, что подтолкнула рейх на край пропасти. Мы их опередили, Эрих!

– Так точно, мой фюрер! Я и не предполагал, что эти мерзавцы за нашими спинами творят столь грязные дела. Надеюсь, что они получат сполна за свои злодеяния!

Генерал говорил четко, будто диктовал приказ, – короткая записка, переданная рейхсканцлеру начальником гестапо Мюллером, произвела на него самое серьезнейшее впечатление. Было отчетливо видно, что Манштейна колотит от сдерживаемого бешенства.

– И что нам делать дальше, мой фюрер?

– Только одно, мой милый Эрих, – готовиться к затяжной войне с англо-американцами. Это потребует от нас усилий, так же как и наших союзников. Теперь договориться с последними станет намного легче, ведь сейчас нам не препятствует безрассудная политика вчерашних лавочников и мясников, почувствовавших себя вершителями судьбы Германии…

Речь лилась плавно, но в то же время Андрей чувствовал, что теперь для него все станет намного сложнее. Ведь, избавившись от маргиналов в руководстве страной, он сам в глазах определенной части генералитета выглядит не лучше этих нацистов. А потому во многие головы уже сейчас пришла мысль – а не пнуть ли нам самого фюрера пинком под зад?

Не могла не прийти!

А это скверно, очень скверно. Но куда деваться – раз вино откупорено, то его нужно пить!

Мюнстер

Обер-лейтенант Готфрид Леске пребывал в скверном расположении духа. Его два дня назад выписали из госпиталя, и теперь он прибыл сюда, на знакомый до боли аэродром, с которого поднимал свой тяжелый «Хейнкель-111» в первые дни Французской кампании.

Как давно это было!

Пилот чувствовал себя плохо, хотя от ранения и ожогов он полностью оправился. Но его мутило, когда подлая память начинала разворачивать перед ним вполне осязаемые картинки падающего вниз бомбардировщика, а руки словно снова лизали длинные языки пламени, и Готфрид в панике начинал трясти кистями.

А потом накатывала астма – и Леске задыхался от непонятно откуда взявшегося невидимого глазу едкого дыма, офицер, к великому удивлению окружающих, начинал жадно глотать воздух, будто огромная рыба, выуженная на берег умелой рукой.

– Ферфлюхте!

В который раз проклял свою судьбу Леске, отгоняя охватившее его наваждение. Да, на отдыхе в тылу над фронтовиками понятливо посмеивались, когда те спросонок начинали искать оружие или от грохота упавших ящиков падали на землю, словно попали под минометный обстрел.

А у него другая фобия, в этом он себе отдавал полный отчет – время от времени хвататься за грудь, проверяя замок парашютной системы, словно находясь все в том же последнем полете…

«Нет, крайнем!»

Леске тут же поправил себя: уж больно в авиации не любят это слово, причем пилоты всех стран и национальностей – в летчике всегда должна быть надежда, что он останется в живых, или выпрыгнув с парашютом из гибнущей машины, или посадив ее и не угробив при этом себя и экипаж.

Обер-лейтенант тяжело вздохнул и выругался еще раз. Как он устал за эти дни, кто бы только знал! Устал гореть в сотый раз, задыхаться дымом и жадно глотать свежий воздух как живительную влагу…

– А ведь точно, как влагу…

Леске остановился, в голове появилась четкая мысль – затянувшуюся болезнь нужно выводить, иначе спишут на землю, прах подери! А чем лучше всего вышибить засевший в голове клин?

Только клином, и никак иначе, а потому следует пойти в офицерский клуб и напиться шнапса. Вдрызг, до соплей, – никто его не осудит, ведь он единственный из его экипажа, кто выжил после падения в штормящем Ла-Манше. Выжил! А потому за это следует выпить, ведь последний раз выпил еще в августе – как же давно это было!

Леске махнул рукой, прокрутив в голове имеющиеся наличные деньги, и решительным шагом целеустремленно направился в дверь офицерского казино, которое оказалось весьма кстати на его пути…

Берлин

– Мой фюрер, нас очень сильно начали беспокоить военные приготовления Советов, совершаемые в последние месяцы. Они уже несут достаточно серьезную угрозу рейху!

– Сталин наш союзник, господа, и вы, Манштейн, хорошо это знаете!

Андрей старался говорить как можно убедительнее, но переупрямить генеральскую фронду ему пока не удавалось. Да и как тут их убедишь, если руководство ОКХ и ОКВ собралось здесь, в кабинете, на совещание чуть ли не в полном составе.

– Заключенные с нами ранее договоры Сталин выполняет скрупулезно, а поставки жизненно важного для нашей страны сырья увеличились в полтора раза, а к марту следующего года удвоятся…