Товарищ фюрер

Положительный результат несомненный, несмотря на то, что придется в этой поганой шкуре долго жить. Однако минусы есть – если заподозрят, что «царь-то не настоящий», то нацистские бонзы запросто могут поступить с ним по второму варианту. А потому придется играть роль фюрера очень убедительно, и эта травма, полученная в ванной, должна помочь.

Андрей решил именно на нее ссылаться и всех убеждать, что фюрер приложился головушкой капитально, немного расстроив себе мозги. Пусть делают снисхождение в части новых, неожиданных, поступков и частичной амнезии – нужно только очень убедительно играть роль. Хотя бы на эти несколько дней прикинуться больным, ведь Брандт подтвердит случившееся с Гитлером несчастье и все обоснует как нужно другим врачам, которые скоро подъедут. Главное – убедить медикуса сделать правильные выводы.

«То, что случилось со мной, – невероятная вещь. Такого просто не может быть! Но оно есть! А потому нужно жить, раз выпал такой расклад… Карма, видать, такая! Один случай на миллион… Нет! На миллион миллионов, что так могло произойти… А может, так было изначально предначертано судьбой и это мой долг? Да, скорее всего, так и есть…» – решил про себя Андрей и стал проваливаться в трясину забытья. Он уже не играл – усталость пригибала свинцом, и немилосердно болело разбитое, начавшее опухать синевой лицо.

Клерф

Генерал Эрих фон Манштейн с мрачным напряжением смотрел на карту. И хотя разящие удары германских танковых клиньев разрезали союзные войска на две части, полностью оторвав англичан от главных сил французов, чувствовалось, что до победы еще далеко.

Дело было в тех приказах из Цоссена, штаба ОКХ, выражавшихся в постоянных приостановках танковых корпусов. И это имело объяснение – тупые штабные генералы так и не поняли гениального смысла блицкрига, рассекающих ударов во всю глубину вражеских войск, и теперь искусственно сдерживали атакующий прорыв танков, тем самым давая время подтянуться к ним отставшим пехотным дивизиям.

Вроде во благо – не дать возможности союзникам отсечь панцеры и занять территорию. Но, закрепляя пространство, командование сухопутными войсками теряло время – ведь противник тоже использовал эту заминку к своей пользе, мог без суматохи, более продуманно принять ответные контрмеры и начать перегруппировку войск.

Сейчас генерал хотел только одного – оказаться в ставке и прямо указать Гитлеру и начальнику генштаба ОКХ Гальдеру о недопустимости подобных заминок. Незачем сдерживать танки и мотопехоту, ведь фузилеры на своих двоих никогда не смогут за ними угнаться и тем более идти с ними вровень. Пусть танки продолжают рваться вперед, а задача пехоты – окружать и добивать рассеченные группировки войск французов и англичан.

Эрих Манштейн передернул плечами – генерала грызла обида. Именно его план лег в основу этого наступления. Он разработал этот блестящий блицкриг, будучи начальником штаба группы армий «А» – главной ударной силы вермахта в этой французской кампании. И что же?! Его, как шелудивого пса, завистники из ОКХ и ставки фюрера вышвырнули вон, дав под командование армейский корпус, формирование которого было только начато.

И теперь он здесь, в Люксембурге, а не на фронте, где решается судьба кампании. Это публичная пощечина, но тем самым завистники показали свою бездарность, не просто примазавшись к плану, но нагло присвоив его. Славу они, может, обретут, вот только истину вряд ли им удастся затушевать. А фюрер просто не разобрался…

Манштейн снова посмотрел на карту и вздохнул: вот если бы 22 года тому назад германские войска так же прорвали фронт французов на всю глубину, то не был бы подписан позорный версальский мир, Германия бы победила и не испытала веймарского лихолетья. Но тогда и он сам уже не смог бы гордиться этим великолепным планом, пусть и сквозь слезы глядя на развернутую перед собой карту.

«Фельзеннест»

«Мне надо сделать так, чтобы немцы сцепились с англичанами насмерть. Чем больше они пустят крови друг другу, тем лучше. Для меня, то есть нас, для Сталина и СССР, будет намного лучше. Еще бы пиндосов как-нибудь обессилить, ведь тогда они не смогут стать сверхдержавой и диктовать всему миру свои условия!» – Андрей мучительно размышлял над тем, что ему следует предпринять в роли фюрера.

Он чувствовал себя относительно хорошо после нескольких часов сна. Делами его не допекали – врач и адъютанты церберами стояли у дверей комнаты, где лежал их болящий вождь. А потому короткое время для раздумий надо было использовать плодотворно, ведь скоро повалят люди, всякие фашики, начнутся дела – ведь танки к Ла-Маншу вышли.