Товарищ фурбл (Мир фурблов - 2)

Конечно, она должна была ненавидеть нас. Мы заслужили это. Но по дьявольской прихоти Природы ненависть обернулась любовью и прежде всего ко мне, главному ее мучителю. Возможно, прав был покойный академик Раппопорт (враг народа, вредитель и жидомасон) - фурблы приспосабливаются к окружающей среде. А чтобы выжить в нашей советской действительности, надо стать либо совершенным чудовищем, либо совершенной жертвой. Алиса склонялась ко второму варианту.

Я ставил над ней эксперименты, о которых вам лучше не знать. "Потерпи, - говорил я. - Будет совсем не больно." Она улыбалась в ответ. А было больно. И очень больно. Нечеловечески больно. Иногда мне хотелось, чтобы она умерла и этот кошмар прекратился. Но она жила. И я писал в отчетах о невероятных способностях фурблов к регенерации.

В свободное время мы часто переглядывались через стекло, и время от времени я, не в силах побороть искушение, входил в ее маленький мирок, залезал в бассейн, и мы с упоением занимались тем, что многие называют любовью.

Я тешил себя пошлой мыслью, что невероятное наслаждение, испытываемое Алисой при наших свиданиях (благодаря особенностям ее физиологии), хоть как-то искупает мою вину.

Но всему приходит конец. Директора Института разоблачили как эстонского националиста и агента ЦРУ, и в нашем учреждении началась большая чистка. Словно из прорвавшейся канализации хлынули доносы. Советские ученые шли в ногу с эпохой!

Однажды меня вызвали на ковер. В кабинете директора наряду с его бывшим заместителем, дорвавшимся наконец до власти, молчаливо присутствовали двое в штатском из Конторы. В том, кто здесь режиссер, не было никаких сомнений.

- Ты что же это, ..., - кричал на меня, брызгая слюной, новый директор, - змею на груди пригрел? С фурблихой спутался?! Родину советскую на ... променял!

Меня даже не уволили. Я ходил по коридорам Института, и люди шарахались от меня как от чумного. К Алисе больше не пускали. А через несколько дней я увидел ее изуродованный труп на свалке. Рядом стояли двое Конторских и разговаривали:

- Ну что, успел попользоваться?

- Ага. Страстная была, стерва.

Не помня себя, я бросился на них...

Ночь взорвалась хаосом звуков и огней. Возвращаясь из кошмара снов в кошмар реальности, я не сразу смог отличить одно от другого.

- Что происходит?

- А ... его знает!

Треск автоматных очередей, дикие крики и ругань, гаснущие в огненных искрах прожектора, мятущиеся тени, топот ног... Побег? Восстание? Война? Нет! Из темноты раздавался многоголосый вой и я узнал эти звуки, не человеческие и не звериные. Кому, как не мне, знать их? Разве не этот вой разносился по подземным этажам Института, напоминая закоренелым атеистам о вечных муках Ада? Но тогда в этих звуках были боль и страдание, а сейчас - торжество и ярость.

Фурбл вошел в наш барак и остановился, принюхиваясь. Густая шерсть серебрилась в лучах Луны, глаза светились зеленым огнем, над головой торчали два выроста - уши? рога? а может, щупальца? Мне он сразу напомнил Анубиса, египетского бога смерти.

В наступившей от ужаса тишине раздавался хрип Пророка:

- Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него как у медведя, а пасть у него - как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою...

- Заткнись, мясо! - неожиданно глубоким басом рявкнул фурбл и добавил ни к селу ни к городу: - Страна рабов. Снизу доверху все рабы...

Мы согласно молчали.

- Отдавайте нашего, - приказал гость.

- Да, забирайте, пожалуйста, гражданин начальник! - вдруг залебезил Борода. - Мы о нем заботились, никому не выдали, для вас берегли. Пусть растет большой и сильный, как вы... Вот он, друг любезный, как огурчик...

Фурбл презрительно фыркнул, легко подхватил лежащего без чувств Муравья на руки и ушел, не оглядываясь...

Наутро к лагерю подтянулись воинские подразделения Конторы. Вновь намотали колючую проволоку, поставили новые прожектора и новых охранников, собрали и захоронили обглоданные трупы. Во избежание волнений провели политинформацию. И жизнь наша вернулась в привычную колею...

Спасибо товарищу Первому!