"Хотя нет, не убьёт", - подумал Сергей и сам удивился своему спокойствию. Речь-то ведь не о каком-нибудь гансе или враге народа. Речь о Генеральном Комиссаре Государственной Безопасности! Том самом человеке, которого до сих пор называют Наркомом, хотя он уже давно ушёл на повышение -- аж заместителем председателя Совнаркома стал! А это не хухры-мухры!*
Н-да... А он, майор госбезопасности, стоит и совершенно спокойно рассуждает, убьёт напарник этого без всяких преувеличений великого человека или нет. Это он что, во врага народа превращается, что ли?..
Следующие четверть часа Гусев старательно вспоминал все более или менее значимые события последнего года и -- главное! - те чувства, которые они у него вызывали. Очень старательно. И в конце концов всё же пришёл к выводу, что -- нет, не стал. То есть как был честным ленинцем-сталинцем, так и остался. И советский народ как был для него на первом месте, так на нём и остался. На первом. Месте. Да. А тогда что?..
А тогда получается, что дело не в народе, а в его вождях, так, что ли? Точнее, в том, что Сергей смотрит на них теперь не как религиозный фанатик на икону, а как обычный человек на другого обычного человека?
Покатав эту мысль так и этак, Гусев припомнил, как был спокоен, когда получал лично от Него свою первую Золотую Звезду, и решил, что так и есть. И что говорить об этом кому-либо, кроме напарника (князю эти вопросы до... До одного места), однозначно не стоит. Конечно, то ли Маркс, то ли Энгельс (тут мнения политработников почему-то расходились) призывали всё подвергать сомнению*, однако и тот, и другой жили до того, как обострилась классовая борьба.
Если верить товарищу Сталину.
Если. Верить. Сталину.
И снова по спине одного бравого майора государственной безопасности замаршировали колонны ледяных мурашек -- опасные это мысли. Очень опасные. И самое лучшее -- немедленно, вот прямо сейчас загнать их куда подальше и забыть. А то мало ли...
А что до Наркома -- ничего с ним не будет. От нагоняев, тем более заслуженных, ещё никто не умирал...
И стоило Гусеву прийти к этому решению, как он почувствовал, что можно возвращаться в кабинет.
Как и в прошлый раз, когда князь устраивал "боярину" выволочку, внутри никаких разрушений заметно не было. Но зато похолодало. Очень ощутимо похолодало. Как будто кто-то высосал из приличных размеров комнаты если не всё, то почти всё тепло. Ну, или зима в гости заглянула. Ненадолго. Причём ощущался холод, только если перешагнуть порог, а вот снаружи, в приёмной, было даже жарко. Эта разница в температуре оказалась настолько неожиданной, что Сергей, перед тем как закрыть дверь, обернулся и попросил провожающего их глазами адъютанта сделать всем чаю. Погорячее. Потом посмотрел на бледное лицо Наркома и добавил, что товарищу Берии надо сахара побольше положить.
Майор кивнул, подтверждая, что понял, и Гусев, кивнув в ответ, закрыл дверь и пошёл к своему месту.
Пока Сергей усаживался и ещё с минуту после этого Нарком молчал, пристально разглядывая свои лежащие на столе сжатые в кулаки руки. Потом наконец вздохнул, с явным усилием поднял голову и... извинился?!
Точнее, принёс свои извинения.
Или, ещё точнее,
На памяти Сергея Лаврентий Павлович извинялся уже второй раз, но в первый -- это было скорее чем-то вроде простого следования правилам поведения, а сейчас... Сейчас он назвал их троих чуть ли не поимённо ("Княже, товарищи командиры") и глаза у него...
Пустые у него глаза были.
Удивлённый Гусев осторожно покосился на Кощея и увидел, что тот смотрит на него. Причём, если Сергей не ошибся, вопросительно. Гусев прикинул, что может интересовать напарника, решил, что принимать или не принимать эти извинения, и на всякий случай кивнул, постаравшись сделать это как можно незаметнее. Кощей в ответ на мгновение прикрыл глаза и перевёл взгляд на Командира, после чего повернулся к хозяину кабинета и сообщил, что извинения приняты и никто из них "на тебя, боярин из рода Бериева", обиды не держит.
Не то чтобы Наркому после этих слов сильно полегчало, но какая-то часть сковывавшего его напряжения явно исчезла. Во всяком случае, теперь, перед тем как перейти к делу, он собирался с духом не так долго.
Ну, или Гусеву это просто показалось...