- Да я это, я, - проскрежетало в ту же секунду, как майор узнал посетителя. - С этой... как её... - ничем не примечательный сгусток Силы, который Гусев поначалу принял за сиделку, при этих словах стал наливаться багровой яростью. - А! Вспомнил! С дамой!
К ярости добавилось возмущение, и эта смесь стала очень быстро раскаляться, выбрасывая в направлении тёмного пятна (ну, точнее, пустого -- так виделся князь в Силе. Не зная, что искать, хрен найдёшь. Да и если знаешь...) языки "пламени". И эти языки тянулись-тянулись и вдруг застыли. И сгусток... застыл. Застыл и стал похожим на удивительный и прекрасный цветок... Любоваться которым почему-то не было ни малейшего желания. Так что Сергей ещё раз прошёлся Силой вокруг себя и, не обнаружив больше ничего интересного, открыл глаза.
Никто над головой костями не стучал, как в прошлые разы, зато раздалось знакомое хмыканье и язвительный вопрос, не собирается ли "Старший Гусев" всю оставшуюся жизнь так валяться. Проглотив просившийся на язык ответ, Сергей для начала попробовал повернуть голову. Получилось. Однако шея отозвалась болью и наружу запросилось очередное ругательство. Пришлось срочно превращать его в шипение. После чего объяснять возникшему из воздуха и озабоченно глядящему то ли напарнику, то ли учителю, то ли всё сразу, что на самом деле не так уж и больно. Просто неожиданно.
Потом осторожно пошевелил сначала правой рукой, затем левой, затем снова покрутил головой и, наконец, сообщил не отводящему взгляда Кощею, что, в общем, всё, как и в тот раз. Ну и получил в награду свёрток, в котором оказались кальсоны и нательная рубаха. Новые. Явно князь старшину тряханул...
Потом Гусев опять шевелил по очереди руками, ногами и головой, но теперь уже не заботясь о том, чтобы не свалилось одеяло. Потом он попробовал сесть, потом встать... В общем, как сказал один умный человек, всё повторяется...
Наконец, когда Сергей, сделав два круга по палате, снова опустился на койку, князь, отступив на шаг и внимательно его оглядев, спросил, что майор предпочитает: отправиться домой или пролежать тут ещё сутки? Или, может, в госпиталь?..
Гусев, которому в кои-то веки предложили выбор аж из трёх возможностей, насторожился. Жизнь приучила, что если вдруг становится слишком хорошо, значит, где-то не доглядел. Другое дело, что сейчас можно было не пытаться выяснить что-то окольными путями, а спросить прямо.
Князь, перед тем как ответить, обернулся и несколько секунд смотрел на стоящую почти в середине палаты и хлопающую глазами "статую" Розалии Альбертовны. Потом снова повернулся к Сергею:
- А скажи-ка, Гусев, нет ли у тебя желания тут ещё полечиться?
Майор отрицательно качнул головой и тут же поморщился из-за боли в шее. Напарник, внимательно за ним наблюдавший, хмыкнул и продолжил допрос. Теперь его интересовало, не было ли у Сергея желания отправиться в госпиталь, скажем, в Москву или ещё куда, где его будут лечить не дедовскими способами, а достижениями современной медицинской науки.
На этот раз Гусев просто сказал "нет" и нахмурился: выражение про достижения-и-так-далее показалось знакомым. Очень знакомым. И почему-то... очень важным? Нахмурившись ещё сильнее и наплевав на боль, Сергей закрутил головой по сторонам и остановился, только когда наткнулся взглядом на Розалию Альбертовну. В памяти всплыло предыдущее пробуждение и голос, мягко объясняющий, что...
Почувствовав, как на него медленно накатывает волна бешенства ("Во-во! Нечего тут кому попало в нашей черепушке лазать!"), Гусев поспешно перевёл взгляд на лежащие на коленях руки, сами собой сжавшиеся в кулаки.
- Зацепило всё ж, - хмыкнул князь и вздохнул: - Ох, люды! И откуда ж у вас дурости столько? - он снова вздохнул и положил на койку рядом с майором ещё один свёрток. С формой. Сапоги, начищенные так, что глядя в них можно было бы бриться, встали рядом с ногами Сергея. На пол.
Форма оказалась своей -- в смысле, Гусева -- парадной, со всеми наградами, вычищенной, выглаженной и не помявшейся (!) при переноске. И если последнее обстоятельство было заслугой только и исключительно напарника, то вот чистка, глажка, награды -- это явно бойцы постарались. И когда майор об этом подумал, на сердце потеплело, и Серёга даже простил всех -- и Абаева за его стрельбу не ко времени (однако объяснить ошибки надо будет, чтобы впредь не повторялись), и эту дуру, стоящую столбом и, похоже, не понимающую, как сильно она вляпалась.
Хотя-а...
- Княже, - надевая фуражку и привычно проверяя, как она сидит, Гусев повернулся к напарнику: - А что с такими, ну, в эти, в старые времена делали?
- Топили, - отстранённо хмыкнул Кощей, разглядывая что-то внутри Серёгиной груди. - В болоте.
- А... - майор хотел спросить: "А почему?" - однако вовремя догадался, что никто не станет держать рядом человека с такими способностями, если не уверен в его полной преданности, и спросил другое: - Над чем задумался?