Товарищ маркетолох

– Ванька, ты у меня опять не по-здешнему выражаешься?! – накинулась на меня Машка с притворным гневом в лукавых глазах, в которых снова засветилось ненасытное желание, – Вот тебе, вот тебе, вот, ага, вот так, так… Да-да, и мне тоже, и не, и мне… Вот, а-а-а!!!

– Слушай, Шкворин, – томно спросила Машка, по-хозяйски закинув голое бедро на мой живот некоторое время спустя, – У тебя вообще совесть есть? Когда мы с тобой будем колхозную картошку окучивать-то? Где обещанная романтика навозных полей, Шкворин? Где героическая битва за невиданный урожай на корню погибающих корнеплодов, а? А?!

– Да ты что, Машка? – удивлённо воззрился я на свою чересчур совестливую молодую супругу, с трудом разворачиваясь к ней лицом на узкой хозяйской кровати, – Мы же с тобой народ тут спасаем! А чернозём под дождём на колхозных полях пусть мои бичи месят. Наёмный труд, для нашей пользы, он, знаешь ли, нас объединяет!

– Ах ты, мой Матроскин! – вновь с готовностью потянулась ко мне растроганная Машка.

– Стоп, Машка, стоп! – в ужасе отпрянул я, вскакивая с нашей общей постели, – Машка, я же уже напоминал тебе, что сегодня пятница, а это значит, что мы с тобой должны уехать к тебе домой на выходные. Нормальной пищи хотя бы поедим и, потом, я обещал дяде Тиме помочь составить заказ товаров для его фарцы на следующие три месяца…

– Ух ты! – обрадовалась Машка, также вскакивая с кровати – А меня научишь?

– Тебе-то это, Машка, зачем? – искренне изумился я, – Мы же с тобой теперь студенты первого курса факультета электронной техники, будущие инженеры-электронщики!

– Всё, что делаешь ты, Ванька, – веско заметила Машка, – Должна уметь делать и я! На мне ведь все наши сетевики! А кроме того, ты, я надеюсь, ещё не забыл, что «и в горе и в радости, богатстве и бедности, в болезни и здравии пока смерть не разлучит нас»?

– Вот же память! – восхитился я с известной долей досады, – Прям почти как у меня! И какой же это дурак придумал про длинный волос и короткую память? Или там сказано про ваши умственные способности? Ладно-ладно уж, научу, только не лезь, а то не уедем!

Быстренько осуществив в специально оборудованном нами для подобных целей закутке за полотняной ширмой все необходимые интимно-гигиенические процедуры, о которых авторы даже эротической литературы в абсолютном большинстве почему-то стыдливо умалчивают, мы похватали ещё с вечера забитые рюкзаки с отобранным для домашней стирки грязным бельём и ринулись к ближайшей станции загородных электричек.

– Ты знаешь, Ванька, а я ведь только сейчас поняла, что впервые в жизни покидала своих родных больше, чем на неделю, – тихо произнесла Машка, задумчиво глядя в окно вагона, когда наш электропоезд, рассерженно прошипев какое-то традиционное неразборчивое ругательство выпущенным из тормозной системы сжатым воздухом, только-только начал набирать свой стремительный и неумолимый как время ход.

– Зырь, Лимон, – раздался сразу показавшийся неприятным голос за лязгом расходящихся вагонных дверей, – Какая тёлочка нарисовалась на нашем трудном жизненном пути! А ты, бычок-переросток, быстро взбрыкнул отсюда в соседний загон, пока тебя не выхолостили!

– А ты скажи «чеснок»! – попросил я одного из двух угрожающе склонившихся надо мной здоровенных подвыпивших парней, заговорщицки подмигивая второму, – Тогда подумаю!

– И чё? Тебе сразу легче станет, переросток, гы-гы-гы! – заржал первый, – Ну, чеснок!

– По хлебалу хлоп! – радостно рявкнул я, смахивая сибирского крепыша с ног увесистым кофром от полупрофессиональной шестнадцатимиллиметровой кинокамеры, – Понимаю, что не складно, чувачок, но одна маленькая девочка из «ютуба» это так задорно верещала, отвешивая аналогичного леща по мордасам своей сестрицы, а я так давно хотел это так же весело повторить, что сегодня просто не удержался! Сестры-то у меня раньше не было…

– Ты там, случайно, ничего не сломал? – деловито поинтересовалась Машка, кровожадно провожая хищным взглядом второго крепыша, спешно уволакивающего за собой мешком висящего на его надёжных дружеских плечах первого.

– Навряд ли! – ответил я с уверенностью в голосе, которой на самом деле в душе совсем не испытывал, – Парень-то крепкий, а значит и челюсть у него должна быть крепкая. «Менс сана ин корпоре сано», Машка, «в здоровом теле здоровый дух»!

– Да я, вообще-то, не о челюсти его пекусь, милый, а, как всякая нормальная женщина, о нашем почти совместно нажитом семейном имуществе, чтобы ты никогда не посчитал меня неэкономной транжирой! Камера-то наша, небось, очень дорогая?

– Самая дорогая у меня – это ты! – чмокнул я Машку в её изящно очерченные губки, – А с нашей семейной кинокамерой ничего не случится, потому как «Красногорск-4» в мире киносъёмочных аппаратов – это всё равно что автомат Калашникова в мире автоматов, м-м-м, ну, в общем, просто, надёжная, как автомат Калашникова!