– Странно. У меня весьма схожие ощущения, особенно когда ноги насквозь мокрые. Ты брось разную чушь воображать. С поста снимайся, – в округе крупнее лис никого нет. Пошли ужинать.
Чугунок с трещиной, заново замазанной глиной, уже побулькивал на огне. Пашка осторожно опускал в воду кривобокие клецки.
– Погода сегодня паршивая, день паршивый, да и мы им под стать, – сказала Катя, глядя в огонь. – Обсуждать ваше геройское поведение не вижу смысла. В таких вещах воспитанием заниматься – безнадежное дело. Да и не дети вы. Убедительно прошу, пока мы вместе, в спину друг другу не стреляйте. Потом, без меня, успеете.
– Да що вы такое говорите, Екатерина Георгиевна? – пробормотал Пашка. – То недоразумение вышло. Увлеклись шибко.
– Ну и ладно. Давай-ка, оратор, тащи из брички сосуд. Я там прихватила на всякий случай.
Пашка мигом вернулся с бутылью.
– Твой батя гнал? – спросила Катя, выдергивая кукурузную кочерыжку-пробку.
Вита кивнула, по впалым щекам медленно покатились слезы.
– Ну, ты уж извини, помянуть по вашему обычаю не умеем, – Катя плеснула на донышко помятой кружки. – Давай, девушка Вита, вспомни семью, родных. Жаль, что ушли они безвременно. Война, чтоб ей… Пожелаем твоим, чтобы жилось им и торговалось на Том мире счастливее, чем на этом. Там, вообще-то, и вправду лучше. Можете поверить, я заглядывала. Давай, девочка, помянем.
Вита глотнула, задохнулась. Пашка расторопно подсунул воды запить. Катя налила прапорщику, потом юному большевику. Самогон глотали в тишине, Вита так же тихо плакала.
– Прот, как здоровье, позволит?
– Да я, Екатерина Георгиевна, уже вроде бы горилку пробовал, – неуверенно пробормотал мальчик.
Катя нацедила ему глоток. Ужасно непедагогично, но как профилактика простудных заболеваний сойдет. Прот проглотил как воду, Катя налила себе. С кружкой обошла костерок, села рядом с Витой, обняла за хрупкие плечи:
– Ничего, малая. И мы туда рано или поздно попадем. Наших там, Наверху, много. У всех у нас отцы уже там. У Прота вообще все давно ушли. А нам пока время здесь повозиться. О родных будешь вспоминать, когда будет чем похвастать. Тебе еще детей, внуков и правнуков растить.
– Я хочу гайдуков убивать. Усех, до крайнего, – Вита всхлипнула.
– Ладно, успеешь решить, всех или через одного вырезать. Пашка, что там с клецками?
– Так галушки уже в самый раз созрели…
Клецки-галушки промелькнули и исчезли. Взрослые выпили еще по глоточку. Прот не претендовал, Вита дремала, прислонившись лбом к теплому плечу командирши.
– Что дальше, Екатерина Георгиевна? – спросил непроглядно мрачный Герман.
– Двинемся завтра под вечер. День отведем для приведения себя и лошадей в порядок. Идем в глубь леса, потом сворачиваем на дорогу. Ночью проходим мимо болот. Утром опять в лес. Выходим к монастырю.
– А зачем нам монастырь? – подозрительно поинтересовался Пашка.
– Грехи замаливать. У тебя, товарищ Павел, грехи имеются?
– Что ж я, неживой? Грешен. Только я попам не верю. Уж простите, если обидно кому, – Пашка тревожно глянул на прапорщика.
– У нас свобода вероисповедания, – пробормотал Герман. – Ты, Павел, когда говоришь без истерики, мы твои завиральные идеи вполне спокойно способны воспринимать. Хотя ваш атеизм – дело крайне сомнительное.
– Монастырь прошу рассматривать как сугубо фортификационное сооружение, – с намеком заметила Катя. – Нет, с пулеметом на колокольне я там сидеть не собираюсь. Оставим в божьей твердыне детей. Там им будет спокойнее. Уж чересчур часто мы под пули попадаем.
Прот молчал. То ли безразлично, то ли понимая, что возражать бесполезно. Вита дремала. Зато парни смотрели с изумлением.
– Екатерина Георгиевна, кто же еврейку в православный монастырь возьмет? – с сомнением пробормотал Пашка. – Это разве по канону?
– Пусть милосердие проявят, – мягко сказала Катя. – Вот и Прот словечко замолвит, у него солидный монастырский опыт. Как монастырь-то именуется?
– Свято-Корнеев, – прошептал Прот. – Нельзя нам в какой-то иной обители остаться?
– Этот-то чем плох? Пятизвездочный подбираешь? Ты, пожалуйста, пойми, если так дальше пойдет, подстрелят вас. А так, монахини вас спрячут, все-таки церковь каким-то авторитетом еще пользуется. Потом тебя по инстанции, наверное, переправят. Я тебя понимаю, подобный план воодушевления не вызывает. Но все лучше, чем в канаве вздутым трупом валяться.
Прот неловко качнул головой:
– Видимо, судьба. Хорошо. Но Вите лучше там не оставаться. Да ее и вряд ли примут.
– Доступнее изложи, пожалуйста. Не возьмут или лучше, чтобы не взяли?
– И то и другое, – Прот протянул руки к костерку. – Свято-Корнеев монастырь несколько раз закрывали. Вернее, пытались закрыть. Нехорошо там. И уставы там часто нарушались. Вита некрещеная, ей в монастыре вообще не место.
– Она ребенок. Русское православие не слишком пострадает, если девочка поживет какое-то время при обители. Полагаю, я смогу убедить местное начальство. Грошей оставим, на молитвы во здравие и на кашу с маслом для беженцев. Ты тоже вполне можешь рассчитывать на доппаек с пряником.