— У нас трубы исправны и проводка новая, недавно заменили, сами увидите.
— Вижу, сделано неплохо, в акте обязательно это отметим, — согласился с хозяином дома инспектор. — Но, как говорят, доверять надо и проверять тоже следует.
Хозяин оказался довольно обходительным человеком. Не преминул предложить проверяющим по чашке чая.
Лядов за всех поблагодарил и отказался.
Осматривая проводку в кладовке, Фарид обнаружил свой пиджак, брошенный в угол.
— Это же мой пиджак! Как он у вас оказался?
— Ты что, клеймо оставил?
— А как же! Вот, смотрите, вешалка из цепочки от старых настенных часов. Сам пришивал. И нитки мои!
— Твой, так бери, — равнодушно отозвался хозяин дома.
— Что значит «твой, так бери»? Не пойдет, — вмешался старший лейтенант.
— Может быть, Наиб нашел?
У пиджака не было одной пуговицы — бежевой.
— Где Наиб?
— Не знаю, где-то бродит.
— Хорош отец: не знает, где у него сын. Подождем Наиба. Пока акт пишем, он и подойдет.
Ждать Наиба действительно пришлось недолго. Открылась дверь, и порог дома перешагнул высокий юноша. Увидев посторонних, он в нерешительности остановился, потом метнулся прочь, через двор, но замешкался у калитки и оказался в объятиях старшего лейтенанта. Наиба трясло, как в лихорадке. Глаза округлились от страха.
— Чего ты так перетрусил? Что с тобой? Родителей беспокоишь, дома не ночуешь. Пройдешь сейчас с нами, спокойно побеседуем и пойдешь домой.
— Меня же отпустили, — энергично возражал Наиб, — я же там был.
— Где ты был, где? — спрашивал отец.
— Он был в милиции, — ответил за него старший лейтенант.
Отец после этих слов сразу обмяк и медленно опустился на ступеньки крыльца.
— Вы не переживайте, — обратился к нему Лядов. — Лучше вот подпишите акт. А с сыном мы разберемся.
Машины остановились недалеко от того места, где случилась непоправимая беда с Виктором Смородинцевым. Из первой машины вышли двое парней, с ними эксперт, следователь и два сержанта милиции. Из другой — Лядов, Баранов, Мушников и двое местных жителей.
— Покажите, откуда и кто из вас стрелял.
Вперед вышел коренастый русоволосый парень и пошел от дороги в молодой осинник.
— Я стоял здесь. — И он показал, где, вытянув правую руку. Щелкнул затвор фотоаппарата.
— А где выбросили отстрелянную гильзу и зарядили вновь винтовку?
— Кажется, здесь же, — неуверенно ответил парень. При обследовании места преступления гильза действительно была найдена экспертами в этом месте, а с ней несколько оброненных неиспользованных патронов.
— Откуда вы стреляли второй раз?
— Я больше не стрелял, это сделал сам Цыган уже в яме.
— Кто из вас остановил мотоцикл и в каком месте?
Наиб вздрогнул, словно от удара электрическим током. Он сделал несколько шагов.
— Вот здесь. — И снова щелчок фотоаппарата. В этом месте Смородинцев потянулся за пачкой папирос, чтобы угостить путника, а получил пулю в висок.
— Еще кого-то до Смородинцева останавливали?
— Да, — едва слышно ответил Наиб.
— Зачем?
— Я попросил закурить, а он, — и Наиб метнул взгляд в сторону второго, — должен был стрелять.
— Ну и что же?
— В мотоцикле было четверо — мужчина, женщина и двое детей, могли не справиться.
— Ожидали одного, с ним проще?
Наиб утвердительно мотнул головой.
Наиб и русоволосый парень по фамилии Поляков во всем сознались.
Они подробно рассказали, как встретились с Цыганом, как он угощал их папиросами, вином и конфетами, ничего не требуя взамен, разве только поручал раздобыть еды, выпивки, и то за его же «кровные». Через несколько дней он их пригласил на одно «интересное дело». Удалось. Все деньги Цыган отдал им, себе оставил совсем немного. Потом предложил обширный план, для его осуществления нужны были оружие и два мотоцикла.
Овладев оружием и одним мотоциклом, они учились стрелять «наверняка», водить «Урал» с коляской и без коляски, быстро менять номера и даже с помощью обычной автомобильной камеры перекрашивать мотоцикл. Цыган учил многому…
Его «наука» увлекла парней больше, чем жизнь, которую они вели до сих пор. Работники уголовного розыска беседовали в школе, где учился Наиб, расспросили работников милиции, уже встречавшихся с этим парнем.
— В детстве я ему ни в чем не отказывал, — говорил отец. — Во всем ему потакал.
— Этим вы воспитывали у него вреднейшее убеждение, что каждое его желание обязательно должно быть исполнено.
— Рос мой сын энергичным, острым на язык, я души в нем не чаял. Как-то не придавал значения тому, что говорили о сыне учителя.
Все понял отец, но слишком поздно.
Инспекторы уголовного розыска стояли перед могилой Смородинцева. Стояли молча, обнажив головы. Рядом в почетном карауле замерли ели и липы. Перепархивала с ветки на ветку красновато-серая птица с белой полоской вдоль хвоста, что-то насвистывала.
Перед тем как вернуться к дороге, где ждала машина, трое, словно по команде, наклонились над посеревшим от солнца холмиком и положили на него цветы таволги. Разогнувшись, каждый взглянул на фотографию, в глаза Смородинцева: «Последний поклон тебе, Виктор Иванович. Все, что могли, сделали…»
УЧАСТКОВЫЙ ИНСПЕКТОР