Товарищ Павлик: Взлет и падение советского мальчика-героя

Описание дела Морозовых в местных газетах мало отличалось от официального протокола суда [116]. Разница состояла в упрощении свидетельских показаний; да их и вообще было мало: все внимание уделялось заявлениям подозреваемых, которые фиксировались довольно тщательно, хотя иногда тоже упрощались. Так, в судебном протоколе со слов Данилы записано: «Старик вам правду говорил, но я подтверждаю, что преступление мое — с дедом»[225]. А в газете «Всходы коммуны» от 30 ноября Данила говорит: «Убили мы с дедом». Что еще важнее, спор между Павликом и Сергеем из-за конской упряжи получил однобокое освещение и выглядел не деревенской сварой, а противостоянием двух сторон, в котором Павлик вел себя с благородной сдержанностью [117].

Если местные газеты и опускали некоторые детали, то по крайней мере почти ничего не добавляли от себя. «Пионерская правда» вела себя по-другому. Скажем, она напечатала «дословный» рассказ Ксении Морозовой о том, как Павлик донес на отца, в то время как Ксения ничего такого на суде не говорила [118].

Репортажи из зала суда сопровождались материалами, написанными далеко не сухим стилем документа. 27 ноября, в первый день слушаний, в газете появился душераздирающий материал о похоронах Павлика. На траурном митинге пионеры пели «Песню о маленьком барабанщике»:

«Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет»

^{137}.

В описании похорон газета, само собой, делала упор на этот дидактический момент, а не на неловкий эпизод, когда Татьяна Морозова настояла, чтобы на могилу ее сыновей поставили крест. Однако и этот случай превратили в антирелигиозную пропаганду, представив произошедшее как «небольшой курьез — результат культурной отсталости и неграмотности матери Павлика». Читателей уверили, что «тела Павла и Феди Морозовых, конечно, похоронены без попа» ^{138}.

«Пионерская правда» продолжала использовать в пропагандистских целях дело Морозовых и после окончания суда. 3 декабря появился отрывок из волнующего заключительного слова «народного обвинителя» Елизара Смирнова: «Начались хлебозаготовки — Павлик первым сдал хлебные излишки. Пришел на деревню займ — Павлик первый приобрел облигации. Начались занятия в школе — Павлик впереди всех успевает в учебе». В то же время Герасимовка — «глухая деревня, далекая от культурного центра, заброшенная в лесу среди болот и озер. Темная деревня с проклятыми старыми традициями, с вековой неграмотностью, религиозным засильем и мелкособственническими устоями… И вот, в эту глухомань врезывается светлая, героическая жизнь пионера Павлика Морозова. Кулачье ощетинилось, оскалило зубы». Наконец, 17 декабря газета снова отдала дань «ровеснику Октябрьской революции» и героическому поборнику сдачи зерна советской власти, опубликовав еще более высокопарную заметку Смирнова ^{139}.

Очерки в «Пионерской правде» — хотя и претендовали на документальную журналистику — придавали делу Морозова куда более драматический оттенок, чем местные газеты или само следствие. Герасимовка описывалась в них как типичная отсталая деревня, где еще господствуют религиозные пережитки — источник упорного сопротивления «проводимым мероприятиям». Павлик и его брат представлены не павшими солдатами классовой войны, а мученическими жертвами преступников-извергов; не случайно убийство часто называли «зверским». На фотографиях из зала суда представали, с одной стороны, искаженные злобой, корявые лица обвиняемых, а с другой — мадонноподобная Татьяна в белом платке с младшим братом Павлика Алексеем ^{140}. И сам Павлик изображался не просто принципиальным обличителем преступников, но мальчиком, чей подвиг состоит в разоблачении собственного отца.

Миф о Павлике Морозове приобрел определенные черты. Более поздние материалы пионерской прессы продолжали развивать его в том же направлении. Так, в июне 1933 года журнал «Пионер» опубликовал статью Олега Шварца, большая часть которой посвящалась доносу Павлика на своего отца. В ней, точно так же, как в «Пионерской правде», Павлик объявил: «Я, дяденька судья, выступаю не как сын, а как пионер. И я говорю: мой отец предает дело Октября». Перечислялись и другие разоблачения, сделанные юным героем (Кулуканова, Шатраковых), а также подробно говорилось о нападках на Павлика со стороны Данилы. В этой статье убийство описано с еще большими кровавыми подробностями, чем в «Пионерской правде»: «У Павлика вспорот живот, изрезаны руки, груди. У Феди — глубокая ножевая рана на шее и на животе». Говорилось также, что тела детей обнаружили в неягодных местах — это наводило на мысль, что их обманом заманили в чащобу изверги-взрослые ^{141}.