Товарищ Павлик: Взлет и падение советского мальчика-героя

Во-вторых, по утверждению местной пропаганды, Герасимовка представляла собой «гнездо кулаков». В самом деле, коллективизация проходила здесь очень медленно. Но сопротивление кулаков тут ни при чем, просто герасимовская община делилась на бедных и еще беднее. Согласно официальным цифрам 1927 года, с экономической точки зрения кулаки в Тавдинском районе вообще отсутствовали, и только 27% населения можно было причислить к «середнякам»^{84}. В таких условиях решить, кто подлежит раскулачиванию, — задача практически невыполнимая. Свидетели вспоминают, что выбор жертв осуществлялся в общем и целом произвольно — опасность угрожала любому, «которые хорошо работали», или любому, «у кого была корова»^{85}. В то же время в других частях Урала кулаком считался тот, кто имел два дома с конюшнями, фруктовым садом, мастерскими и складами и кто попутно держал еще какое-нибудь дело[51]. В Тавдинском же районе о таком богатстве и не слыхали, и выделить кого-либо из общей деревенской массы было просто невозможно.

Яркими свидетельствами чудовищной нищеты в Герасимовке служат материалы личных дел и описи имущества семьи Морозовых, а также их родственников и свойственников. Сергей Морозов, по его собственному свидетельству на допросе [105][52], родился в 1851 году в Витебской губернии в семье безземельного крестьянина. Его отец служил тюремщиком. Подростком Сергей жил у родственников (вероятно, в качестве наемного рабочего — обычное дело в сельскохозяйственных районах европейской части России). В двадцать лет он женился и переехал к жене, семья которой имела землю и небольшое хозяйство. Согласно традиции, жена обычно переезжала к мужу, так что этот факт свидетельствует о крайне низком имущественном положении Сергея. Сергей и его жена Ксения (1853 г.р.) приехали на Урал в 1910-м, где получили сорок пять десятин (приблизительно пятьдесят гектаров) земли, большую часть которой занимало болото. Десять десятин этого участка Сергею удалось распахать, он обзавелся двумя лошадьми, двумя коровами и пятью мелкими домашними животными (скорее всего свиньями, овцами и курами).

В советское время дела пошли хуже. Начнем с того, что Сергей отдал часть земли своим выросшим сыновьям: Трофиму (вероятно, 1890 г.р.) — он и его жена Татьяна (ок. 1893 г.р.) были родителями Павла и Федора Морозовых— и Ивану (1888 г.р.). Самому Сергею осталось лишь полдесятины. Уменьшилось и количество скота: к 1927 году у него остались только одна лошадь и одна корова, а также свинья, овца и пять кур. А в 1932-м в инвентарном списке, составленном входе расследования убийства, значилось, что движимое имущество Сергея состояло в основном из сельскохозяйственного оборудования: телеги, нескольких колес для нее, двух серпов, пилы, бороны, четырех топоров и различных частей лошадиной упряжи (в том числе седелка, которая перекидывалась через лошадиную спину и к которой с помощью ремней крепились оглобли телеги или плуга). Эти подробности сыграли важную роль в следственном деле. Кроме этого, имелось еще ведро для дойки и четыре деревянных ведра, восемнадцать с половиной пудов ржаного зерна и воз сена[53]. Домашняя утварь и личное имущество — очень немногочисленные; однако в семье были самовар — признак какой-никакой зажиточности — и лампа. Но тарелок — всего две, одна сковорода, несколько чугунков и еще кое-что из домашней мелочи. Как и вся Герасимовка того времени, Морозовы носили домотканую одежду: в сентябре 1932 года в доме нашлось восемь предметов льняной одежды[54]. Крестьянскую пищу ели из одного котла — распространенный обычай русской деревни начала XX столетия. Деревянные ложки, необходимые для приготовления и раскладывания еды, в описи не значатся, видимо, потому, что они не представляли собой никакой ценности [56-7].