Товарищ пехота

Сколько прошло времени? Два часа? Десять минут? Ему некогда было взглянуть на часы. Иногда выпадали такие мгновения, когда он в изнеможении валился на снег, глотал коньяк, спрашивал:

— Архип Иванович, жив?

— Господь уберег!

От хриплого голоса Власова ему становилось легче.

Снова мины кромсали высоту № 14. Романцов и Власов лежали под бревнами обрушившегося дзота, зарываясь всем телом в снег, грязные, потные, голодные.

Как-то раз дикий удар расколол сумерки: мина упала так близко и с таким скрежетом, что у Власова залязгали зубы.

Был миг, когда немецкая граната с длинной ручкой, шипя, упала к ногам Романцова, Он изловчился, ухватил и швырнул ее обратно. Она разорвалась в воздухе.

Наступил вечер, а может быть, у него потемнело в глазах от неимоверной усталости. Он уже неясно различал фигуры фашистов и теперь стрелял из трофейного автомата, радуясь, что в нише лежит груда заряженных магазинов.

Увидев на бруствере, не впереди себя, как обычно, а позади, огромного, широкоплечего гитлеровца, он круто обернулся и перерезал его автоматной очередью. Он не успел подумать, как попал сюда немец. Через минуту он услышал, что стреляли только одни фашисты, и ему стало страшно.

По главной траншее, толкаясь, налетая друг на друга, пробежали какие-то бойцы и Вайтулевич.

— Куда? — крикнул Романцов.

— Лейтенант ранен, — пролепетал иссиня-белый Вайтулевич. — Подопригора убит!

— Где Анисимов?

— Убит! — глухо донеслось до Романцова.

Убит Анисимов! Оцепенелый Романцов неподвижно стоял, опустив автомат.

К нему мелкими шагами подобрался Власов.

— Слышал? А?..

— Я никуда не уйду! — Романцов сжал кулаки, подступил к Власову и, дрожа от бешенства, прокричал: — Не уйду! Приказа не было уходить! Бери пулемет!

— Сережка! — оторопел Власов, сведя нависшие брови. — Я не трус… Накажи меня бог, не трус!

И он искоса взглянул на Романцова. Тот стоял сгорбившись. Ровные, белые зубы его были злобно оскалены.

Сырой ветер ударил навстречу и сразу заслезил глаза. Романцов не вытер их.

«Убит Анисимов! Как несправедлив я был к нему!»

Из главной траншеи выбежал испуганный Станкевич, растерянно посмотрел на Романцова, хотел что-то сказать, но лишь с усилием проглотил слюну. Он был без винтовки.

— Ну? — спросил Романцов.

— Немцы скоро займут высоту! — единым духом сказал Станкевич.

— Почему?

— Никто не стреляет! Подопригора… Ты здесь ничего не знаешь! Бойцы прячутся по блиндажам! Нет командира! — бормотал Станкевич, с отчаянием глядя на Романцова. — Фашистов мало, они пока боятся идти на высоту. Они там, — он показал рукой. — Принимай команду! Больше некому…

— Некому? — переспросил Романцов.

Рядом упал вражеский снаряд. Романцов и Станкевич проворно припали на четвереньки.

Из-под развалин дзота высунул голову Власов и нерешительно сказал:

— Станкевич верно говорит: вам бы, товарищ сержант…

Он называл Романцова на «вы», словно тот уже действительно был командиром роты.

Заскрипел снег под быстрыми шагами: в траншею вбежал какой-то испуганный боец и сообщил, нелепо улыбаясь:

— Третий взвод отходит! Что делать, Сережка?

— Стрелять! — вдруг рассвирепел Романцов, поборов минутную растерянность. — Что глаза выпучил? Марш на свое место! — Обернувшись к Станкевичу, он медленно, внятно проговорил: — Где винтовка?

Побледневший Станкевич отступил на шаг.

— Власов! — крикнул Романцов, уже не обращая внимания на Станкевича. — Следи за флангом! Ни шагу назад!

Вражеские мины изредка рвались на высоте, наполняя вечерние сумерки стонущими воплями, свистом осколков, грохотом.

Через несколько минут солдаты заняли стрелковые ячейки, развалины дзотов. Романцов приказал собрать трофейные автоматы. Он быстро обошел высоту. Разговаривая с солдатами, он облегченно почувствовал, что они подчинились ему, признали его власть над собою. Но сразу же началась новая беда: перестрелка затихла, белесая мгла заволакивала дальний перелесок, где были немцы… Что делать? Романцов со страхом понял, что кроме отдельных, в сущности ничего не значащих слов «смотри зорче», «не робей», он не умеет ничего сказать своим бойцам. А ведь не так-то много солдат было сейчас на высоте № 14, и все они отлично знали сержанта Романцова…

Он заторопился к Власову, надеясь получить толковый совет от этого бывалого пехотинца, но Архип Иванович, понурясь, стоял у амбразуры, зевал и откровенно радовался, что противник перестал обстреливать высоту.

Внезапно где-то позади, в плотной, непроницаемой тьме, раздалась бешеная пальба, визгливые крики, упругими багровыми мячами заплясали разрывы гранат.

И разом все затихло.

Чувствуя, что по спине пополз какой-то колючий холодок, Романцов вопросительно взглянул на Архипа Ивановича. Тот неторопливо погладил грязную щеку и с безучастным видом, словно находились они на маневрах, а не в бою, сказал:

— Окружены…

— Как окружены?! — вскричал Романцов.

И вдруг ему почудилось, что его окликнул Иван Потапович. Тотчас он обернулся.

Главной траншеей мерными шагами, с автоматом в руках, шел Курослепов. Повязка с ржавыми пятнами крови стиснула его голову. За ним бежали незнакомые Романцову солдаты — вероятно, из соседней роты.