Товарищ сержант

Получив машину, мы тут же сменили заводскую смазку, промыли фильтры грубой и тонкой очистки топлива, чтобы удалить металлическую пыль, которая всегда образуется при обкатке мотора на заводе. Да и вообще говоря, чтобы перейти на «ты» с новой машиной, механику-водителю приходится изрядно поработать. По собственному опыту знаю, что машина становится послушной, если ты думаешь и заботишься о ней как о живом организме. Кажется, я всю ее осмотрел досконально, а двинулись в поход — обнаружил две мелкие неисправности. Техник-лейтенант Орешкин тогда пошутил:

— Третьей не миновать. Зато уж потом машине износа не будет, до Берлина с ней дойдешь.

На самую малость ошибся Орешкин: моя тридцатьчетверка без отказа через все бои и походы прошла от Ковеля до Одера, где была подбита орудийным огнем.

* * *

18 июля войска 1-го Белорусского фронта, начавшие Люблинско-Брестскую наступательную операцию, прорвали оборону противника западнее Ковеля и вскоре вышли к реке Западный Буг, форсировали ее, создав плацдармы на левом берегу. Мы до самой реки двигались за боевыми порядками пехоты. Наш танк шел в батальоне головным. Уже на подходе к Западному Бугу едва не попали в аварию.

Ночь была очень темная, шли, разумеется, без огней, по хорошему шоссе, скорость километров 40 в час. На такой скорости противотанковая мина тебе не страшна. Как правило, она взрывается уже позади танка, когда он ее проскочит.

Идем, значит, с ветерком, тьма кромешная, шоссейная дорога чуть светлее окружающего ландшафта. И вдруг дорога словно оборвалась, впереди темный провал. Жму на рычаги, машина резко тормозит. В наступившей тишине слышу журчание воды, чувствую запах речной сырости. Заряжающий Воробьев за моей спиной ругается — от резкого торможения он набил себе шишку на лбу.

— Что случилось? — спрашивает лейтенант Погорелов.

Вылезаю по пояс из открытого люка. Танк буквально навис над чернеющим внизу обрывом. В темноте едва видны остатки взорванного деревянного моста. Включил я стоп-сигнал, сдал машину назад. Отираю со лба холодный пот, докладываю лейтенанту. Сзади подходят еще машины. Товарищи собрались у моего танка, подшучивают: ты, мол, везучий, чего, дескать, тормозил — прыгал бы сразу на ту сторону речки. А мне совсем не до шуток. Обрыв метров десять глубиной. Не притормози я вовремя — не только наш танк, но и другие, шедшие следом, могли оказаться там, на дне.

Командир батальона капитан Кульбякин послал разведчиков искать объезд. Нашли место, где берега пологие, переправились. Речка-то пустяковая, воробью по колено. Ну а я себе зарубку на будущее сделал: надо быть еще более внимательным.

К рассвету батальон вышел к Западному Бугу, переправился по понтонному мосту. Саперы навели его так ловко, что противнику трудно было обнаружить мост. Он весь под водой и обозначен только двумя рядами штырьков-поплавков. Когда ведешь танк по такому мосту, вода доходит чуть не до люка механика-водителя.

На левый берег Западного Буга 107-я танковая бригада переправилась без происшествий и потерь. Авиация хорошо нас прикрывала. С плацдарма, обогнав пехоту, мы вошли в прорыв. Бригада действовала как передовой отряд 2-й танковой армии. Двигались быстро, разгоняя фашистскую пехоту, давя артиллерию. Пленные в один голос твердили, что появление здесь русских танков было для них полной неожиданностью.

Километрах в десяти северо-восточнее города Пухачева 3-й батальон развернулся в боевой порядок, наш взвод, как обычно, на левом фланге. Слева от нас низина, справа вдали лес, впереди, на высоте, ржаное поле. Во ржи стоят две тридцатьчетверки. Одна машина подбита, другая загорелась у нас на глазах, как только выскочила на гребень высоты.

— Аккуратнее! — приказывает мне лейтенант Погорелов. — Фашисты засели на обратном скате высоты. Начинаем охоту.

Это и впрямь охота. Они сидят в засаде, ждут, когда очередная тридцатьчетверка выскочит на гребень. А наша машина потихоньку, на первой скорости, ползет вверх по склону, как бы крадется к гребню. Веду танк к кустарнику, что рядом с невысокой раскидистой сосной. Маскируясь в кустах, наблюдаем. Отсюда, с горы, открывается вид на окрестности. За высотой — луга и мелколесье.

— Вижу «пантеру», — докладывает стреляющий Владимир Голованенко. — Правый край мелколесья, влево сорок.

Теперь уже все мы видим затаившийся в засаде тяжелый немецкий танк. Его пушка направлена на гребень, где горит тридцатьчетверка. По команде Погорелова веду танк вдоль гребня высоты, чуть ниже его. Находим место, скрытое от наблюдения танкистов противника. Переваливаем гребень, через мелколесье идем на сближение с «пантерой». Вот и она. Сперва видим башню, потом часть корпуса. Голованенко всаживает два снаряда подряд в бортовую броню тяжелого танка. Он окутывается дымом. Готов!

Дальше к Пухачеву батальон двигался, не встречая организованного сопротивления. Противник в панике метался по ржи, как рыба в сетях. Дадим два-три выстрела из пушки, башнер ударит из пулемета, и они уже бегут. Жаль было мять танком рожь — отменной вымахала она в то лето сорок четвертого года.