Из воспоминаний Киртавы была вычеркнута следующая фраза, относящаяся к первому приезду Сталина в Батум в 1904 г.: «На второй день (после прибытия. —
Причину этих злоключений приоткрывает в своих неопубликованных воспоминаниях Филипп Иесеевич Махарадзе: «Чтобы оправдать перед рабочими такое отношение к т. Сталину, по наущению Рамишвили пустили самые нелепые и вместе с тем возмутительные слухи про него. Ввиду этого т. Сталин был вынужден покинуть Батум». Какие это были слухи — уточнил в своих неопубликованных заметках Ной Богутава: «Распространились слухи, что среди нас провокатор». Не имевший за душой ни копейки, но при этом преодолевший путь в несколько тысяч километров и вернувшийся к месту своего ареста, Джугашвили был вполне подходящим кандидатом на эту «должность».
Итак, Джугашвили в конце февраля бежал в Тифлис из Батума, преследуемый тамошними социал-демократами. Где и за какие средства он жил в Тифлисе, сейчас уже установить невозможно. Но средств, видимо, хватало, потому что он вскоре захотел, чтобы возле него была женщина. «Наталью Иосифовну хочу!» — он написал письмо в Батум Наталье Киртава, предлагая ей поселиться у него в Тифлисе, но та почему-то отказалась. А тем временем в Батуме произошла известная первомартовская демонстрация 1904 года, после которой был арестован практически весь состав комитета, месяц назад лишившего товарища Сосо возможности строить в Батуме большевистскую партию по причине подозрений в провокаторстве.
Узнав о преждевременной кончине неприятного ему комитета и об аресте всех местных вождей, Джугашвили в конце марта — начале апреля ринулся в Батум, чтобы на образовавшемся пустом месте самому возглавить батумскую пролетарскую революцию. Прибыв на это пустое место, товарищ Сосо прежде всего обругал при людях Н. Киртава за женскую несговорчивость, а потом принялся за партийное строительство. Однако выяснилось, что социал-демократические подозрения в отношении него в провокаторстве не были забыты. Более того, недавний провал местного комитета тоже записали на его счет, и поэтому на ближайшей маёвке (18 апреля / 1 мая 1904 г.) социал-демократические соратники жестоко избили своего будущего вождя и генералиссимуса.
Избитый и опозоренный Джугашвили опять бежал из Батума, но уже не в Тифлис, где можно было встретить знакомых, а в родной Гори. (Вспоминая теперь Гори, где я бывал в 70-х годах, и картины разрушений этого города в XXI веке, я будто слышу команду из недавнего августа 2008 г.: «Ба-та-ре-я! По родине нашего дорогого, великого и любимого товарища Сталина, за Родину, за Сталина — огонь!» Такая вот слуховая галлюцинация.)
Когда Джугашвили в Гори зализывал раны, его в конце апреля посетил В. Кецховели, который, вспоминая об этой встрече, отметил, что вождь был болен и оставался в родном городе, пока не выздоровел. Но никакой радости в этом выздоровлении для Джугашвили не было: слухи об его сотрудничестве с полицией и жандармерией лишали его возможности активного участия в «революционном процессе», и он наконец понял, что ему нужно выйти на самого главного авторитета в кавказской социал-демократической шайке. Ближайшим из таких авторитетов был старейшина Союзного комитета РСДРП, будущий пассажир знаменитого пломбированного вагона, доставившего в Россию в 1917 году славную когорту разрушителей, — Миха Цхакая. К нему и стал пробиваться товарищ Сосо. Через месячишко их встреча состоялась. Миха потом вспоминал, что Сталин ему искренне поведал обо всех своих злоключениях и «подробно остановился на удачной попытке побега с места ссылки».
Миха уже был стреляным волком и потому не мог так сразу поверить битому коллегами товарищу Сосо. Он посоветовал ему немного отдохнуть от трудов неправедных, и, что весьма вероятно, установил за ним общее наблюдение, и лишь через некоторое время после в общем пятимесячного «отдыха» стал его привлекать к работе, в основном — на выездах в Имеретию, где товарищ Сосо сколачивал местные социал-демократические ячейки.
Однако охранка, со своей стороны, тоже старалась не дремать и время от времени шерстила партийные комитеты. Далее говорит Миха Цхакая: