Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества

Бастион третий связан с Катыньской историей. Уже, казалось бы, даже самые высокие «охранители исторической правды от зарубежных посягательств» признали вину советского режима и «лично товарища Сталина» в умерщвлении в катыньском лесу (а заодно и в харьковском лесопарке и на окраине Старобельска) нескольких десятков тысяч представителей польской интеллигенции, переодетых по случаю развязанной Гитлером и Сталиным Второй мировой войны в военную форму. Казалось бы, что тут такого особенного? Ведь если даже по меркам совков сталинским режимом было разными способами истреблено «всего» пару десятков миллионов своих сограждан, то что на этом фоне представляет собой жалкая кучка польских очкариков и дантистов? Сознаемся же, что и их тоже… Наконец сознались, но совок всё равно против. Один из активных совков уверяет, что он стоит на страже государственных интересов, потому что признай Катынь, так пшеки затребуют контрибуцию, а где это видано, чтобы победитель, поделивший в 39-40-м годах Польшу с Гитлером, платил контрибуцию? За державу, мол, всё равно обидно, даже если эта держава — убийца. Другой активный совок действует тоньше: он напоминает, что при вскрытии катыньского могильника обнаружились какие-то немецкие причиндалы. Совок делает вид, что он забыл, кто туда эти причиндалы подложил, и смело публично выражает свое сомнение, а сомнение, как это известно еще со времен римского права, толкуется в пользу обвиняемого.

Бастион четвертый является ареной борьбы с наглыми утверждениями некоторых евреев, что генералиссимус хотел их отправить осваивать Сибирь (что ему с первой, биробиджанской, попытки не удалось). Тут опять-таки возникает вопрос: а в чем сомнения? Почему бы их туда не отправить? Я бы, например, на месте верховного главнокомандующего непременно их туда бы отправил. Но совок против даже вероятности такого события. Забывая о том, что в июле — ноябре 1941 г. на восток было отгружено 11 миллионов человек, совок начинает вас убеждать, что вывезти в теплушках 2–3 миллиона евреев и людей, на евреев похожих, было технических невозможно, хотя известно, что для настоящего коммуниста нет ничего невозможного. В технической невозможности этой акции меня уверял даже еврейский совок — есть и такие, — сбежавший в Филадельфию. Отмечу, что «еврейский совок» — не такое уж редкое явление. Их сотни и тысячи. Осев в Израиле, Германии, Соединенных Штатах и других гостеприимных странах, они, как правило, вслух предаются благодарным воспоминаниям о советском режиме, что, впрочем, как свидетельствует древняя поэзия, свойственно еврейской душе:

Пусть прильпнет язык к гортани,
Пусть рука моя отсохнет,
Если только позабуду… и т. д.

Ярким примером еврейского совка была супруга «каменной задницы» Полина Жемчужина, которая до конца дней своих считала, что «Коммунистическая партия, Советское Правительство и лично товарищ Сталин» были правы, когда посадили ее в кутузку.

И я уже не знаю, какая группа совков — еврейская или не еврейская, или обе вместе — заняли по отношению к проблеме несостоявшейся еврейской депортации позицию Лёлика из «Бриллиантовой руки»: «На ето я пойтить никак не могу». Для укрепления своей круговой обороны они нанимают «независимых», «известных» и «честных» историков, снабжают их целевыми грантами, и те не обнаруживают бумажных следов депортационных намерений и делают ожидаемый спонсорами вывод, что этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Правда, было бы интересно узнать, существуют ли бумаги о всех прочих десятках советских депортаций или об убийстве Михоэлса, которые бы фиксировали намерения, а не свершившийся факт. Однако поиск — вещь увлекательная, и конца депортационным прениям пока не видно.