Но при помощи одной лишь киноцензуры невозможно сделать историю менее привлекательной или положить конец противоречиям между лидерами. В 1954 году появилась опера на тот же сюжет — «Император Гуансюй и жемчужная наложница». Написанная в шаосинском стиле (все роли исполняются женщинами), она в течение последующих трёх лет была поставлена в Шанхае, Нанкине и Ханчжоу в соответствии с принятыми там стилями. В период наибольшего влияния Лю Шаоци в Пекине в 1957 году была возобновлена и постановка пьесы. Она попала в официальный список «образцовых пьес», что означало признание её не только хорошей, но и достойной подражания.
Однако во время маоцзэдуновской кампании 1957—1958 годов против правых все варианты постановок этого шедевра Яо Синьнуна подверглись нападкам и были запрещены. В 1962 году недолгое время ставился его оперный вариант, что, впрочем, в следующем году было вновь запрещено. В разгар культурной революции в 1967 году Яо Вэньюань учинил разнос фильму и публично возложил ответственность за то, что он долго шёл на экранах, на Чжоу Яна и других. Ци Бэньюй[263], один из членов Группы по делам культурной революции, возглавляемой Цзян Цин, осудил и фильм, и Лю Шаоци, одобрившего его. В мае 1967 года Мао Цзэдун покончил (или пытался покончить) с этим делом, приказав вновь организовать демонстрацию фильма по всей стране, но на сей раз в качестве «отрицательного примера». Каждый показ фильма сопровождался пропагандистской шумихой, в ходе которой разбирались все его политические недостатки.
Долгая дискуссия вокруг фильма «Тайны Цинского двора» имела важное значение не только сама по себе, подчеркнула Цзян Цин, подводя итоги своему рассказу, но и потому, что была связана с более крупными проблемами культурной политики. Сразу же после Освобождения ввоз гонконгских фильмов в Китай был запрещён. Однако вскоре после этого министерство культуры нарушило запрет и позволило гонконгским кинокомпаниям вновь наводнить китайский рынок «крайне аморальными фильмами, главными героями которых были ковбои в джинсах и им подобные». Основной недостаток фильма «Тайны Цинского двора», заявила Цзян Цин в обычной марксистской манере, тот, что фильм был создан
Вспоминая о своих первых мерах против этого фильма, Цзян Цин сказала, что сразу же после его просмотра она созвала у себя дома совещание руководящих работников культуры, писателей и историков, чтобы совместно решить, следует ли продолжать показывать этот фильм народу, подвергаясь риску (о котором, по-видимому, никто из присутствовавших не имел представления), или немедленно запретить его. Председательствовал на совещании Лу Динъи — заведующий отделом пропаганды ЦК КПК и, как таковой, шеф Цзян Цин. Среди приглашённых были два малознакомых ей историка. Они считали, что фильм, как он ни подпорчен гонконгской кинокомпанией «Куньлунь», надо показать в Китае хотя бы потому, что он «патриотический»: в нём положительно освещён вопрос о «национальной обороне». На столь малоубедительные аргументы Цзян Цин ответила ледяным молчанием. Их нежелание разобраться во вредном классовом смысле фильма взбесило её, но на данной стадии она не считала свою позицию достаточно сильной, чтобы открыто выступить против них. Лу Динъи что-то злобно пробормотал, а затем заявил, что фильм в самом деле «патриотичен». Цзян Цин резко возразила, что это «предательский» фильм! Кто-то ещё посоветовал ей выступить и разоблачить Лу Динъи, Лю Шаоци и их сторонников. Она так и поступила, громко повторяя: «Это предательский фильм».
Перед окончанием совещания Цзян Цин дала указание двум присутствовавшим историкам написать критическую статью о фильме. Позднее она встретилась с ними, чтобы выяснить, что они написали. Они уклончиво ответили, что она может познакомиться с их критической статьей в доме партийного историка Ху Цяому, пользовавшегося у неё и у Председателя доверием. Как оказалось, эта статья, мало чего стоившая, была спрятана в доме противника Ху Цяому. Потерпев неудачу в попытке привлечь на свою сторону профессиональных историков, Цзян Цин взяла ответственность на себя и запретила фильм.