Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Среди людей, находившихся в стороне от демонстрантов, она узнала юношу, который когда-то был её учеником, а теперь стал членом студенческого сообщества. Он нёс перевязанный пакет (возможно, с оружием или листовками), что должно было вызвать подозрение. И как раз конный полицейский-сикх заметил его, поднял дубинку и, наклонившись вбок на своей скачущей лошади, выбил пакет из рук юноши. Ошеломлённый ударом, тот на мгновение потерял равновесие, затем выпрямился и побежал прочь. Первым побуждением Цзян Цин, разгневанной зверством сикха, было побежать за юношей и помочь ему. Но это было бы безрассудно, потому что её тоже могли бы сбить с ног. Чтобы не привлекать внимания к себе, она медленно прошлась у магазина одежды, делая вид, что рассматривает на витрине последние моды. Поскольку ей пришлось смотреть на витрину, она не могла видеть полностью происходящего вокруг. Вскоре к ней подошла и тихо встала рядом женщина средних лет, которую она знала под именем Лао Ван (Почтенная Ван). Эта женщина уже около года занималась низовой партийной работой в Шанхае. Уловив её сигнал, Цзян Цин последовала за нею по улице Айвэньи поблизости от моста Ницзэн. Неожиданно они почувствовали, что по их следу идет полиция. Цзян Цин жестом велела Лао Ван продолжать путь одной: Лао Ван знали меньше, и потому ей было легче обмануть полицейских. Соблюдая осторожность, Цзян Цин вернулась к школе, в которой преподавала.

Хотя она не была членом ЦК или провинциального комитета партии (или хотя бы шанхайской партийной организации), её известность как коммунистки и революционерки росла. А это означало, что во время демонстраций ей надо было соблюдать особую осторожность. Если её просили принять участие в «летучих митингах», которые быстро организовывались и столь же быстро рассеивались, она тщательно обдумывала условия, прежде чем принять их. Принесёт ли её жизнь в тюрьме такую же пользу, как на свободе — при выполнении культурной работы? (Она высказала это и другие тревожившие её предположения, возникавшие в общем потоке рассуждений, где тонко примирялись готовность к самопожертвованию, решимость уцелеть и стремление к славе.)

Для левых политических и культурных организаций возможность уцелеть зависела от выработки эффективных способов поведения и связи — таких, которые меньше всего привлекали бы внимание полиции. Цзян Цин и её друзья до бесконечности спорили о том, какая тактика сулит наибольший успех. Посторонним нелегко было разобраться в сложной общественной и политической структуре района, где она работала, и трудность проникновения в неё делала подпольную связь всё более устойчивой, но требующей постоянной осторожности.

В ту осень она получила перегнутое по длине письмо. Наверху двумя иероглифами, означающими «заоблачный журавль», было написано её благоприобретенное имя — Юньхэ[46]. Но иероглиф «хэ» был изменён: справа остался только элемент «птица», а левая часть для предосторожности была удалена. Такая тактика не была необычной в «белых районах», где люди изменяли свои имена для политической маскировки, а также по более обычным личным и профессиональным соображениям. Само письмо содержало скрытый смысл. Его отправитель выражал ей соболезнование: её-де укусила бешеная собака, и она всё ещё находится в больнице. Эти странные слова скрывали подлинный смысл, который она поняла так: её жизнь в опасности, и она должна немедленно удалиться из этих мест.

Как взбесил её тогда этот тайный приказ! Со времени прибытия в Шанхай её первейшей целью было войти в доверие к людям, которые могли бы помочь ей наладить связь с местной организацией КПК. Соперничавшие группы из левых организаций и среди них некоторые неприятные ей личности уже давно пичкали её советами, зачастую противоречивыми. К тому времени одна из этих организаций, Революционная лига, переместилась далеко влево, «даже левее партийного центра» (который ещё придерживался линии Ван Мина). Союз молодёжи и другие молодёжные и студенческие организации тоже, как она выразилась, «кооптировались левыми». Теперь эти ультралевые группы понуждали её и некоторых её друзей не столь левого толка уйти из города, на деле не заботясь о том, куда они пойдут. Зная о её бедственном положении и личных неурядицах, Лига левых деятелей просвещения усилила приказ: велела ей покинуть эти места немедленно. Поначалу она сопротивлялась: не говоря уже о том, что переезд в Пекин не отвечал её политическим и профессиональным интересам, Шанхай был единственным местом, где у неё были тесные личные связи. В конце концов она уступила и переехала в Пекин.