Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Прогуливаясь, Цзян Цин говорила быстро и взволнованно. Но поскольку она не поворачивала к нам голову, я не смогла уловить некоторых её слов, а секретарь, идя сзади, как ни старался, явно не уловил ничего. К тому же нам приходилось пробираться ощупью, чтобы не наткнуться на штыки, поблескивавшие в руках молодых часовых — солдат НОАК, скрывавшихся в окаймлявших узкую тропинку бамбуковых зарослях. Когда я оглянулась через плечо, луч лупы и вспышка фонарика осветили белки глаз и сверкающие улыбки Чжан Ин, Юй Шилань и Чэнь Минсянь, также чувствовавших себя неспокойно в этом загадочном охраняемом тропическом парке.

— Есть вещи, о которых я хотела бы рассказать вам, но не всему миру,— с этими словами Цзян Цин дала волю целому потоку слов, не предназначавшихся для огласки[127]. Ей, сказала она, известно о международных сплетнях, касавшихся обстоятельств её брака с Мао, но они её не слишком беспокоят. В большинстве случаев это чепуха, злобные слухи, начало которым положили, вероятно, Ван Мин и ему подобные. Ей известно, добавила она, о различных предположениях, фигурирующих в биографическом очерке о ней, опубликованном в лондонском журнале «Чайна куотерли», но в нём полно ошибок[128]. По её словам, о её благополучии заботится премьер Чжоу, она доверяет ему, и по этой причине и он питает к ней доверие. Отметив далее, что и он и его жена Дэн Ин-чао знают, что ей не хотелось бы говорить о массе противоречивых слухов по поводу её брака с Мао, она заявила, что тем не менее кое-что скажет об этом. Затем последовал её рассказ.

К тому времени, когда партия прибыла в Центральные советские районы (Цзян Цин, вероятно, имела в виду Яньань в январе 1937 года), Председатель Мао и его третья жена Хэ Цзычжэнь жили врозь уже больше года. В конце лета 1937 года, когда она сама прибыла в Яньань прямо из Шанхая, Мао и Хэ были разведены[129]. Хэ уехала с Северо-Запада и в это время уже лечилась в Советском Союзе. Инициатором развода, подчеркнула она, была Хэ Цзычжэнь, а не Председатель[130].

Хотя она никогда и не встречалась с Хэ, тем не менее составила себе известное представление о её характере по замечаниям различных членов семьи Председателя, а частично и самого Председателя, который высказывался о ней очень сдержанно. Хэ Цзычжэнь, как представлялось Цзян Цин, была упрямая женщина, которая «так никогда и не поняла политический мир Председателя Мао». Стоявшие перед ней проблемы были частично связаны с её прошлым: она происходила из класса помещиков и торговцев и потому привыкла к довольно высокому уровню жизни. Когда во время Великого похода были захвачены города, Хэ заявила, что хочет отказаться от участия в походе и обосноваться там, поскольку привыкла к городской жизни. Избалованная в юности, она так никогда и не преодолела своего презрения к физической работе. Она отказывалась «резать бумагу» и выполнять другую простую работу, ответственность за которую ей надо было нести наравне с другими[131].

Эти проблемы, связанные с её характером, ещё больше осложнились из-за постигших её невзгод, сказала далее Цзян Цин. Во время Великого похода Хэ была несколько раз ранена при вражеских атаках, что подорвало её физическое и душевное равновесие[132]. В конце 1935 года, когда войска Красной армии достигли Северо-Запада, она уже не в состоянии была справляться с политической ситуацией, ладить со своими детьми и родственниками. Председатель, естественно, считал её поведение невыносимым. Когда партия вступила в Центральные советские районы Северо-Запада, Хэ оставила Председателя, поклявшись никогда не селиться в Яньани[133]. Она вернулась в Сиань. Чжоу Эньлай и Дэн Инчао, обеспокоенные её отношениями с Председателем, попытались убедить её вернуться в Яньань, но она отказалась. Поскольку уговаривать её или контролировать её действия было некому, она вымещала свои разочарования на двух своих детях, жестоко избивая их. Даже взрослыми они не избавились от следов былых побоев, сказала Цзян Цин. Подобно их матери — и из-за неё,— они так и не сумели приспособиться к требованиям жизни в социалистическом обществе.

Примерно в 1939 году партия отправила Хэ с обоими детьми — дочка была ещё совсем крошкой — в Москву. Там из-за грубого обращения медицинских работников и других русских, которые пытались подчинить её своему контролю, ей стало ещё хуже. В состоянии депрессии, вызванной изоляцией, она снова стала беспощадно избивать своих детей. В конечном счёте она перестала пытаться выполнять свои материнские обязанности. Опеку над детьми взяли на себя другие люди, а её поместили в психиатрическую лечебницу. В конце 40‑х годов (когда Сталин стал всё больше разочаровываться в Мао) её отправили обратно в Шанхай, где и теперь — уже в преклонном возрасте — она всё ещё находится в психиатрической больнице. Время от времени ей проводят курс шокотерапии.

— Чем можно объяснить её состояние? — спросила я.

— Депрессивной реакцией на тяжёлые обстоятельства жизни,— спокойно ответила Цзян Цин.