Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

H. А. Лейкинъ Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

Съ Павломъ Ивановичемъ я познакомился въ первые годы моей литературной дятельности. Это было въ 1863 году. Я тогда писалъ какъ диллетантъ. Познакомился я съ Якушкинымъ у редактора-издателя «Искры», Василія Степановича Курочкина. Это было днемъ, въ одно изъ воскресеній, когда у Курочкина собирались сотрудники «Искры». Я тоже тогда былъ въ числ сотрудниковъ этого журнала. Мн давно хотлось познакомиться съ Якушкинымъ. О немъ я такъ много слышалъ оригинальнаго. Про него даже ходили легенды. Въ лицо я и раньше зналъ Якушкина по портрету, и часто встрчалъ его на улицахъ и въ трактирахъ, но подойти къ нему и познакомиться съ нимъ не ршался хотя въ трактир сдлать это было легко. Якушкинъ со всми знакомился очень охотно, кто къ нему подходилъ и рекомендовался, а съ людьми изъ числа пишущей братіи и подавно. Я упомянулъ о портрет. На Невскомъ проспект у фотографіи Берестова и Щетинина, первой фотографіи, которая стала собирать коллекцію портретовъ литераторовъ, вислъ въ то время въ витрин очень схожій портретъ Якушкина въ кафтан на распашку, въ русской рубашк, высокихъ сапогахъ и въ очкахъ. Оттиски портрета Якушкина, какъ мн передавалъ Берестовъ, расходились тогда въ огромномъ количеств экземпляровъ.

— Въ провинцію его фотографическихъ карточекъ страсть что требуютъ, говорилъ Берестовъ. — знаете что… Тамъ его карточки продаютъ и за Якушкина и за Емельяна Пугачева.

— Но какъ-же очки-то? улыбнулся я. — Вдь Пугачевъ не носилъ очковъ.

— У меня есть карточки Якушкина и безъ очковъ.

Когда Якушкинъ шелъ по улиц или входилъ въ трактиръ, вс оборачивались въ его сторону шептали: «Якушкинъ… Якушкинъ». Его узнавали по его русскому костюму и очкамъ. Это не былъ русскій костюмъ франтоватый, балетный, въ каковомъ ходили нкоторые изъ тогдашнихъ славянофиловъ, щеголявшіе лакированными сапогами, канаусовыми рубахами и шляпами съ павлиньимъ перомъ. Кафтанъ Якушкина былъ изъ самаго грубаго сукна, всегда засаленъ, сапоги въ большинств случаевъ стоптанные и грязные, на голов низенькая барашковая шапка и зимой и лтомъ, кумачевая рубашка опоясана простымъ пояскомъ съ молитвой, а подчасъ и просто веревочкой. Въ фуражк я его видалъ рдко. Также никогда я не видалъ на немъ шубы, хотя въ послдствіи зналъ, что у него былъ нагольный полушубокъ, который хранился гд-то у какого-то пріятеля на случай дальней дороги.

Я уже сказалъ, что про Якушкина ходили легенды. Вотъ что мн разсказывалъ про него тогда одинъ слуга изъ простеньнаго трактира недалеко отъ Пяти Угловъ:

— Вдь это баринъ… Настоящій баринъ… Только отецъ его за родительское непочтеніе и за то, что онъ по деревнямъ съ мужиками двадцать тысячъ рублевъ пропилъ, промоталъ, и самого его въ мужики отдалъ. Денегъ ему больше не даетъ, на глаза къ себ не пускаетъ: такъ что-же ему длать? Ну, онъ къ мужикамъ уже привыкъ, на господскій манеръ ему рядиться не на что, вотъ онъ и сталъ одваться по-мужицки. Отъ господскаго-то пера только одни очки остались. А онъ умный, онъ разсудительный, только малодушество у него къ вину этому самому, прибавилъ онъ.

И тутъ была доля правды. Якушкинъ, какъ и слышалъ, дйствительно получилъ по окончаніи своего образованія какой-то небольшой капиталецъ отъ матери, но въ нсколько мсяцевъ блудно растратилъ его, угощая во время своихъ путешествій мужиковъ и щедро платя имъ за псни, которыя записывалъ отъ нихъ.

Часто мн приходилось слышать объ Якушкин отъ простаго народа и такой отзывъ:

— Баринъ, но порченный… не совсмъ онъ въ порядк въ мысляхъ… А хорошій, добрый баринъ.

Были у Якушкина добрые пріятели и среди простаго народа, по большей части среди буфетчиковъ въ трактирахъ или приказчиковъ въ винныхъ погребахъ. Имъ онъ отдавалъ иногда на храненіе, боясь потерять, т гроши, которые заработывалъ литературнымъ трудомъ. Именно гроши, ибо Якушкинъ писалъ мало и рдко. Онъ садился писать только тогда, когда уже негд было занять, и между тмъ являлась настоятельная нужда купить сапоги или очки.

— Очки разбилъ вчера, а денегъ нтъ… Купить не на что. Длать нечего, надо садиться завтра писать что нибудь на очки. Писать то я и безъ очковъ могу, а вотъ въ даль ничего не вижу. Видите, всего одно стекло въ очкахъ… Одно-то тутъ, а другаго нтъ.

Это были первыя слова Якушкина, съ которыми онъ отнесся ко мн при первой нашей встрч у В. С. Курочкина. Мы стояли около стола съ закуской. Я взглянулъ ему въ лицо. Въ очкахъ его дйствительно не было одного стекла.

— Вдь вы меня знаете? спросилъ онъ.

— Какъ-же… Вы Павелъ Ивановичъ Якушкинъ.

— Ну, вотъ… А вы тоже въ «Искр» пишете?

Я сказалъ свою фамилію и прибавилъ:

— Да, и помстилъ нсколько маленькихъ разсказовъ.

— Знаю, читалъ. Вы водку пьете?

— Пью.

— Ну, такъ выпьемте.

Черезъ десять минутъ онъ мн говорилъ уже «ты». И это всмъ такъ, что съ нимъ знакомился. Такъ мы съ этого дня на ты съ нимъ и остались.