Товарищи китайские бойцы

Весь трудовой Владикавказ провожал Ноя в последний путь. Над городом летел самолет и сбрасывал листовки с фотографией Ноя и строками, посвященными его памяти. Китайские бойцы с удивлением присматривались к странному, похожему на стрекозу аппарату, с рокотом проносившемуся в воздухе. Многие из них впервые в жизни видели аэроплан.

У гроба Буачидзе произносились речи. Китайские добровольцы внимательно вслушивались в слова ораторов. Не все понимали они, не все до них доходило, но основной смысл речей был ясен и западал в душу: друг Китая, жизнерадостный, добрый Ной погиб от руки врага, не знающего пощады. Борьба идет неумолимая, жестокая, смертельная. Нужно выстоять, нужно победить.

Владикавказцы хотели похоронить первого председателя Терского Совнаркома в своем городе, но мать Буачидзе попросила перевезти его тело на родину.

Гроб с телом Ноя, установленный на грузовике и эскортируемый воинскими частями, двинулся по Военно-Грузинской дороге.

Траурная процессия дошла до Чертова моста. Здесь проходила граница между Терской республикой и меньшевистской Грузией. Эскорт остановился. Бойцы Пау Ти-сана долго смотрели вслед удалявшейся, задрапированной в траур машине с гробом и высящейся над ним горой венков.

Среди десятков венков один венок выделялся цветом своей траурной ленты и надписью. Лента была белой, потому что именно белый цвет считается в Китае траурным. Выведенная же иероглифами надпись на ней, по словам старого Ли, с которым мы имели по этому поводу разговор, гласила: «Ты жил для людей, ты погиб за людей, ты вечно останешься в наших сердцах, товарищ Ной Буачидзе».

Пытаясь выяснить, не сохранилась ли лента с китайской надписью в семье Ноя, мы встретились в Тбилиси с его братом, Николаем Григорьевичем Буачидзе.

Нет, лента не сохранилась. Николай Григорьевич, сопровождавший вместе со своим братом Константином гроб с телом Ноя из Владикавказа на родину, рассказал нам, как это случилось.

Меньшевистские власти Грузии не посмели отказать родным в праве похоронить Ноя Буачидзе на родине, но надругаться над трупом революционера посмели.

Когда машина с гробом Буачидзе, миновав границу, приблизилась к Тамаринской крепости, дорогу ей преградили помощник коменданта Мачавариани, священник Кавкасидзе и возбужденная толпа религиозных мракобесов.

— Не допустим, чтобы продавшийся русским большевикам безбожник сквернил нашу землю, — кричал Кавкасидзе. — Мы от живых коммунистов избавиться не можем, а к нам еще мертвых везут…

Иначе вел себя помощник коменданта. Приняв начальственный вид, он строго спросил братьев Буачидзе:

— Что везете?

— Не что, а кого, — поправили братья. — Сами знаете, кто в гробу. Зачем спрашиваете?

— Затем, что проверить нужно. Хитрости большевиков известны. Своего Буачидзе вы, может быть, во Владикавказе похоронили, а здесь под видом покойника оружие повстанцам провозите. Открывай!..

Венки полетели на землю. Толпа стала топтать их. Мачавариани и Кавкасидзе подняли крышку гроба.

Лицо мертвого Ноя, когда гроб раскрыли, было таким спокойным, величавым и прекрасным, что неистовствующая, улюлюкающая толпа изуверов замерла. На площади наступила тишина. Кое-кто обнажил голову. Толпа стала расходиться.

Однако надругательство над мертвым уже свершилось. Растоптанные, изуродованные венки лежали в грязи. Среди них и венок с белой лентой, на которой золотом были выведены китайские иероглифы.

Траурная машина двинулась дальше. Но красочный холм из венков не возвышался больше над гробом. Ни одна памятная лента не была довезена до маленького домика в селении Парцхнали, где родился и вырос славный сын Грузии.

— Я знаю, что китайские бойцы очень любили Ноя, — говорил нам Николай Григорьевич. — Я помню венок, который они возложили на его гроб. Пусть не сохранилась от него траурная лента — память о дружбе Ноя с добровольцами из Китая все равно сохранилась.

13. Первое испытание

скоре после смерти Буачидзе из Грузии, как бы на смену Ною, спустился с гор на Терек революционный отряд бесстрашного Саши Гегечкори. Немногочисленный Владикавказский гарнизон пополнился испытанными, закаленными в боях грузинскими воинами, в большинстве своем коммунистами.

В бытность нашу в Тбилиси Вера Эрнестовна Гегечкори, жена А. Гегечкори, много рассказывала нам о своем муже. Опытный командир, человек хорошей большевистской закалки и кипучей энергии, он сразу стал заметной фигурой среди защитников Терека. Совет обороны республики, не освобождая Гегечкори от обязанностей командира отряда, назначил его военным комендантом Владикавказа и комиссаром революционного порядка.

Получив приказ о своем назначении, Гегечкори сел на коня и поехал знакомиться с частями гарнизона.

Начал с Апшеронских казарм, где находились штаб Красногвардейского полка, первый батальон этого полка и склады с оружием; потом поехал в гаражи авто-броневого отряда; побывал на гаубичной батарее, которой командовал Федор Тасуй; выехав на широкий обсаженный цветущими акациями Александровский проспект, повернул коня к двухэтажному зданию, где помещался штаб китайского батальона.