Товарищи китайские бойцы

Так продолжалось недолго. Нельзя скрыть свет солнца от человека даже тогда, когда глаза у него закрыты. Мы были людьми с закрытыми глазами, но лучи революции пронизали нашу тьму. Те из нас, кто был побойчей и знал два — три десятка русских слов, стали приносить новости: русские избавились от царя, они не хотят больше терпеть ленивых помещиков, хищных чиновников, жадных купцов, они хотят сами стать хозяевами своей жизни. И у них есть вождь. Его зовут Ленин. Он для русских то же, что Сунь Ят-сен для китайцев. Народ верит ему и идет за ним.

А потом в наши казармы стали приходить русские товарищи. Они рассказывали нам о Ленине, объясняли, что происходит в стране, что такое Советская власть, за что борются русские рабочие и крестьяне. Особенно умело разговаривал с нами человек, фамилию которого я запомнил — Левензон. «Вы свободные люди, — говорил он нам, — почему же вы сидите в казармах, почему боитесь своего „старшинку“ — подрядчика, почему позволяете ему командовать вами? Знайте, русские рабочие считают вас своими братьями, они протягивают вам свою руку, они говорят вам: „Идите с нами, братья китайцы, будем вместе бороться за свободу“».

Один раз Левензон пришел к нам вместе с китайцем, одетым в русскую военную форму. Это был Сан Фу-ян.

Сан Фу-ян остался в нашем бараке. Он был из тех же мест, что и все мы — из Северо-Восточного Китая, но в России жил дольше нас, говорил по-русски, знал грамоту. А самое главное — он был первый большевик китаец, которого мы увидели.

Пожив в бараке, познакомившись близко со своими земляками, Сан Фу-ян сказал, что нужно организовать китайский отряд Красной гвардии, что настало время великой борьбы. «Наша судьба и судьба наших детей, — говорил он, — зависит от того, победят или не победят в России рабочие и крестьяне. Нам нельзя оставаться в стороне».

Он правильно рассуждал, Сан Фу-ян, и мы его послушались, потому что многое уже понимали.

Большинство рабочих нашей артели вступили в отряд Сан Фу-яна. Мы получили обмундирование, оружие, по многу часов в день занимались военным делом. Когда научились стрелять из винтовок и пулеметов, действовать штыком, шагать в строю, выполнять все команды — наш отряд стали называть китайским интернациональным батальоном.

Первый бой мы приняли около Тирасполя. Я командовал отделением, а командиром роты был Лю, такой же рабочий, как все мы, из нашей же артели, завербованной в свое время в Мукдене подрядчиком Ю Венем. Но в Лю был заложен военный талант. Он очень хорошо командовал ротой: быстро разбирался в обстановке и принимал именно такое решение, какое надо было принять.

После первого боя был второй, третий, десятый… Мы прошли с боями всю Украину, воевали с немцами, гайдамаками, деникинцами, белополяками.

Особенно запомнился мне бой под Вапняркой. Дело было так. Неподалеку от Вапнярки есть мост. Два батальона — наш и русский — перешли его. Только окопались, как появились вражеские самолеты. На нас они не обратили внимания, а мост разбомбили в щепки. Мы оказались отрезанными от своих, деваться некуда — или сдаваться в плен, или погибать.

В моем отделении был боец Ян, хороший плотник. Он сказал командиру: «Лю, давай несколько человек, попробуем навести мост».

Десять человек вызвались идти на мост из нашей роты, остальные — русские. Место открытое, люди работали под огнем врага. Мы в это время лежали в обороне и не давали белым приблизиться.

Так продержались сутки. Из двух десятков бойцов, работавших на восстановлении моста, ни один не остался в живых. Погиб и Ян. Но переправа все же была наведена. К нам подоспело подкрепление.

В бою я был тяжело ранен и долго пролежал в госпитале. С тех пор с товарищами из Тираспольского батальона я больше не встречался.

Мы спросили Тана, кто был командиром Тираспольского китайского батальона.

— Я Ки-лау, — ответил Тан. — Он потом стал большим начальником. Дивизией командовал.

— Какой?

Тан Чан-сан знал, командиром какой дивизии был его бывший начальник, и отрапортовал с гвардейской четкостью:

— Сорок пятая стрелковая Краснознаменная Волынская!

Вот как!.. Мы заинтересовались. Подумать только, прославленной дивизией командовал, оказывается, китайский товарищ.

Мы засыпали Тана вопросами, но тут вдруг выяснилось новое обстоятельство: Тан не считает Я Ки-лау китайцем. Нет, какой же он китаец! Он по-китайски слова не говорил.

Но кто же он тогда — этот первый командир первого китайского отряда, ставший комдивом 45-й?

Для решения загадки обратились к истории 45-й дивизии.

На первой же странице книги о боевом пути этого соединения таинственный комдив 45-й приобрел вполне реальные очертания: в годы гражданской войны дивизией командовал Иона Эммануилович Якир.

Он же командовал Тираспольским китайским отрядом. Об этом говорилось в принадлежащих перу И. Якира «Воспоминаниях старого красноармейца».

Якир — Я Ки-лау… Мы не подумали о том, что китайский язык не знает буквы «р» и что фамилию Якир Тан Чан-сан мог произносить по-своему.

Все становилось на свое место.

Китайскому отряду в «Воспоминаниях старого красноармейца» было уделено немало живописных страниц.