Товарищи по палатке

Снег.

Ветер пургою,

Идем мы с тобою

В снег.

Тайга, река,

Сильна, велика,

А кругом лишь один снег.

Крикни: "А-эй!"

Выстрелом бей.

Эхо?

Нет эха

Снег.

Прораб рассердился и перечеркнул написанное. Взял со стола книгу "Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви" и стал читать, шевеля губами, чтобы не пропустить ни слова. Особенно понравившиеся места прораб перечитывал и удивленно качал головой.

Часов около двенадцати в дверь постучались. Прораб крикнул:

- Ну!

Никто не вошел, но стук повторился. Прораб понял, что пришел нездешний. Свои привыкли к его экономному словечку, имевшему массу смыслов и оттенков. Сердился ли прораб, просто выражал нетерпение или радовался все можно было понять по одному этому слову.

- Входи!

Дверь отворилась. На пороге стоял человек в меховом полушубке и в пыжиковой шапке, надвинутой на глаза.

- Можно?

- Ну?

Человек растерялся. Затоптался на месте, расстегивая и снова застегивая полушубок.

- Раздевайтесь же!..

- Спасибо!

- Замерзли?

- Есть малость.

Прораб поставил на конфорку кастрюлю с водой и подбросил в печку сухих дров.

Мужчина снял полушубок, шапку, и прораб увидел седого голубоглазого человека со шрамом через все лицо.

- Флеров Александр Иваныч, мастер по холодильным установкам, представился человек и показал прорабу паспорт.

- Зимин, - пожал ему руку прораб, - Виталий Николаевич. Присаживайтесь. Чаем угощу.

Прораб перенес кастрюлю на стол и разлил кипяток в стаканы. Флеров зажал горячее стекло в белых пальцах. В тепле его лицо делалось все более красным - от висков к носу.

- Я к вам на работу, - сказал Флеров, - еле пробрался. Метет здорово.

- А у меня холодильников пока нет, - пошутил прораб, - холода и так хватает!

- Ничего. Я ведь электрик. Но не во мне дело. Я с сыном пришел.

- А где он, сын-то?

Флеров ответил:

- Я его в палатку завел. В крайнюю.

Прораб поморщился: он не любил самоуправства.

- Вы не сердитесь, - попросил Флеров. - Я вам все расскажу, так вы поймете...

И он стал быстро глотать кипяток, обжигаясь и хмуря широкие брови.

- Я, видите ли, женился...

Прораб хмыкнул и почесал лоб. Флеров быстро взглянул на него и нахмурился еще больше.

- А у нее сын был тринадцатилетний. Нет, вру, ему тогда четырнадцать было. Я Анну знал давно, но все эти годы по стройкам ездил, не до женитьбы было. Женись я на Аннушке восемь лет назад, все, может, иначе было бы. Словом, когда я приехал в Новосибирск к жене и приемному сыну, парень интересовался только одним - голубями.

Флеров отодвинул стакан, задумался, прислушиваясь к тому, как огонь ломал в печке дрова.

- Вижу я этих самых голубей, знаю, чем это кончиться может, если во дворе ими, голубятниками-то, здоровенный рыжий детина - Шурик по имени, Рыба по кличке - заправляет. Пошел я к себе в цехком, упал перед культмассовой секторшей на колени и вымолил подписку на "Технику молодежи". Для меня лучше этого журнала ничего на свете нет. Стал я Пашке - сына Пашкой зовут, - пояснил Флеров, - стал я ему про межпланетные путешествия читать. А он головой качает, сквозь меня смотрит, а думает о своем. Начал я его тогда на столярное дело приманивать, новую голубятню самому делать. Нет, не забрало парня! Ладно. Человек - что дверь: каждому свой ключ нужен. Попробовал я Пашку приучить кроссворды решать.

Для меня это радость - кроссворд решить. Нет, не тронули эти умственные загадки Пашку. Пошли мы с ним тогда в воскресный день в магазин. Идем. Он от меня чуть в сторонке, снизу вверх глядит.

"Дядя Шура, - спрашивает, - а вы на войне были?"

"Нет, - говорю, - не был".

"А наш папка офицером был, с орденами!.."

Я молчу, не знаю, что ответить. Ладно. Купил я парню набор "Юный химик". Вот тогда-то он обрадовался, глаза разгорелись, чуть на месте не запрыгал. Дома он и так и сяк вертел, все пробирочки тряпьем переложил, чтоб не побились. А назавтра сник, забился в угол, там и просидел весь вечер волчонком. Спрашиваю его, где набор, хотел ему разные фокусы показать, а набора-то и нет. Уж потом я только узнал, что он этому Шурику Рыбе набор отдал в счет долгов своих голубиных. Набор дорогой был, чуть не десять рублей. Ладно. Смотрю я со стороны за парнем, табель его листаю там пятерки да четверки. Пошел в школу, а мне говорят, что он уже месяц, как носу не кажет. Вернулся я домой, снял с себя ремень.

"Гад ты, - говорю, - самый последний! Барином растешь?"

А он кулаки сжал, белый весь сделался и отвечает:

"Попробуйте ударьте! Попробуйте! Мой отец на фронте погиб, а вы мне никто! Жилец вы у нас!"

И так меня эти слова по сердцу хлестанули, что ушел я из дому, даже с женой не попрощавшись.

Флеров замолчал и подвинул пустой стакан к кастрюле.

Прораб налил ему кипятку, но Флеров не стал пить. Он выводил пальцем по столу замысловатые узоры, внимательно разглядывая свои квадратные бугорчатые ногти.

- Сейчас сам себя казню, - снова заговорил он, - казню без пощады! Но понятно ведь, почему ушел. Не свой парень. Чужой как-никак. А от чужого обида всегда больней, особенно если к нему со всем сердцем идешь, как к родному. Да...

Вернулся я домой через два дня. Лежит жена на кровати и головой о стену бьется: