Товарищи (сборник)

В открытой степи кавалеристы Мирошниченко встретились с прорвавшимися из хуторов кавалеристами Рожкова. Впереди шел черный, обсыпанный землей Рожков. Мирошниченко, подъезжая верхом, издали узнал его коренастую фигуру. Опираясь на плечо адъютанта, Рожков хромал. Пола белого полушубка была забрызгана кровью.

— Ты ранен, Сергей Ильич? — соскакивая с лошади, испуганно спросил Мирошниченко.

— Пустое, в мякоть, — ответил Рожков. Раскрыв руки и прихрамывая, он пошел навстречу Мирошниченко.

Они обнялись.

— Спасибо, Кузьма!.. Это по-соседски… Не дал в трату. — Разве можно? Что ты, Сергей Ильич! — Помолчав, Мирошниченко кашлянул. — Я тебя тоже хотел просить.

— Говори, о чем?

— Тут такое дело… — Мирошниченко смущенно поскреб пальцем за ухом. — Третьего дня твои хлопцы, наверно по ошибке, у меня десять коней увели.

— Вот чертовы дети! Верну. Сегодня же верну, — и впервые за все эти дни Рожков рассмеялся гулким, здоровым смехом человека, снявшего с себя тягостное бремя.

Сзади щелкнула дверца «эмки». К ним быстрыми шагами подходил Милованов. Рожков ждал его, наклонив голову. «Я провинился, наказывайте меня, я готов», — говорил он всем своим видом.

— Товарищ командир корпуса, дивизия вышла из кольца, — ступив шаг вперед и бледнея от боли в ноге, сказал он вслух.

— Вижу и поздравляю, — переводя взгляд с одного на другого, сказал Милованов. За гребнем настойчиво и злобно громыхали пушки. Глаза Милованова осветились жестким, холодным светом.

— Дивизиям продолжать наступление и преследовать противника в общем направлении на Ростов.

Склоны балки дымились. Из-под оттаявших в огне боя сугробов снега журчала вода. В хаотическом беспорядке были раскиданы вокруг обугленные остовы танков, исковерканные стволы и лафеты пушек, стаканы расстрелянных снарядов. Намалеванный на уцелевшей лицевой броне танка медведь танцевал свой нелепый танец.

Луговой тихо спускался по склону. Трупы убитых странно оживляли зловещую картину порушенного металла. Один лежал на орудийной башне танка навзничь. Другой стоял рядом с танком на коленях, уткнувшись лицом в снег, третий свешивался с бруствера окопа вниз лицом, не выпустив из рук автомата.

На краю вырытой снарядом воронки, рядом с черным кожаным шлемом немецкого танкиста лежала казачья фуражка с околышем. Подняв ее, Луговой поискал вокруг глазами. Нет, владельца ее поблизости не было. «Где же он?» — оглядываясь, спрашивал Луговой.

Звезда над лугом

Стихи

* * *

Всему свой срок. По всей земле
Один закон преобладает:
Зерно, лежащее во мгле,
Не сразу силу набирает.
Всему приходит свой черед,
И слову надобно терпение,
Пока росток его в движение
Вдруг в миг назначенный придет.

* * *

От материнского порога
И до победы иль до гроба
Теперь я твой, а ты моя,
Свинцом изрытая дорога.
Моя судьба и колея.
И если мой предел на свете
Отмерен картой фронтовой,
Хотел бы я в твоем кювете
Лежать на запад головой.

* * *

Когда, над Брашовом сгорая,
Заря являет в вышине
Костела глыбу, то другая
Картина мнится мне в окне:
Навзрыд тоскующему взору
Вдруг подступают купола
Новочеркасского собора,
Над степью, выжженной дотла.
Не потому ли, что в придачу
Из врат, раскрытых напролет,
Орган дивизиям казачьим
За подвиг славу воздает.

Румыния, Брашов, 1944 г.

* * *