Товарищи (сборник)

…Время, ты неудержимо, и никто не властен над тобой, но когда же все это происходит? Ведь я знаю, что и пятьдесят лет назад, когда вот там же, где сидит сейчас и рассказывает Шолохову о том, как из-за поздней весны туго разворачивается сев, бывший директор Кружилинского совхоза Николай Булавин, сидел бывший миллеровский металлист Петр Луговой и, покашливая, рассказывал автору первых книг «Тихого Дона» и будущему автору «Поднятой целины», как непросто поворачивать в борозду коллективизации казаков; и пятнадцать лет назад сидел на этом месте бывший военный моряк, секретарь райкома шестидесятых годов Петр Маяцкий, рассказывая, как с десантом высаживался в тылу врага, а потом Михаил Александрович читал ему и другим вешенским партийным работникам новую главу из своего романа «Они сражались за Родину».

Это о них и других своих товарищах по партии, съехавшихся пять лет назад в станицу Вешенскую со всего Дона, и сказал Шолохов тогда, что неудержимо идет время, одно поколение партийных работников приходит на смену другому, но все то же ленинское знамя не выпускают они из рук.

Никто не властен над временем, но и ему неподвластна любовь к певцу, отдавшему свое сердце народу.

И вечен вешний цвет

Так нет же, не отзвучали певучие серые птахи бесстрашным рыцарям эпохи коллективизации и самой нашей юности. Вот уже полвека вновь и вновь возвращаются к их могилам и гремят, гремят. А в изголовьях Давыдова и Нагульнова не вянет вешний цвет, сносимый к ним не только со всей распростертой вокруг донской, но и со всех других отечественных и заморских степей и земель.

Сколько же за эти полвека промелькнуло под крыльями пернатых певцов, привороживших себя к Гремячему Логу!

Время и само лицо земли непостижимо изменились. Но из всего, что безвозвратно пронеслось под их крыльями, припомним сегодня лишь одно-единственное, равного которому по своему величию не было до этого во всей истории нашей планеты и вряд ли еще когда-нибудь будет. И припомним, чтобы ответить тоже на один-единственный вопрос: а смогли бы дети Давыдовых и Нагульновых, призванные Родиной в час смертельной опасности на решающий бой с врагом, одолеть его, сломать ему хребет, если бы к тому времени не восторжествовал колхозный строй?

Никому, конечно, и никогда, а может быть, и самому Шолохову не дано задним числом вызвать из минувшего тот миг молниеносного озарения, когда на длительном марше им уже бесповоротно было принято решение переброситься из седла «Тихого Дона» в седло «Поднятой целины». Легко ли было ему оставлять Григория Мелехова на развилке кровавого лихолетья? Но мы вправе сегодня сказать, что это был миг наивысшего и тревожного взлета гения, целиком и безоговорочно связавшего свою судьбу с судьбой народа. Рискну сказать, что было это в тот самый час, когда рождаются звезды и дети. Тучи бродили над донской степью и над всей русской землей. Вдруг натиском ветра с дальним громом распахнуло бессонное вешенское окно и отодвинуло в сторону двадцатые годы. Сердце продиктовало руке: «В конце января, овеянные первой оттепелью, хорошо пахнут вишневые сады». И потом уже всю последующую жизнь ты так и не смог себе простить, что не подстерег той минуты, когда «январским вечером 1930 года въехал у хутор Гремячий Лог верховой».

Это смерть спешила опередить Давыдова, которому назначено было стать бессмертным. У тех сыновей партии, чьи жизни и судьбы были выплавлены из набатного металла тридцатых годов, нет смерти. Эту участь разделяет с ними роман Шолохова, в котором восславлены и оплаканы они с такой силой.

Кто из мастеров и подмастерьев пера не вынашивал мечту о прямом и немедленном воздействии литературы на совесть и нравы современного общества? В конце концов разве не об этом же вдруг могут перекликнуться по прямому проводу высокой гражданственности и такие, казалось бы, разноликие поэты, как Маяковский и Твардовский: «Для вас, которые здоровы и ловки, поэт вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката»; «Оно не звук окостенелый, не просто некий матерьял. Нет, слово — это тоже дело, как Ленин часто повторял».

Тайна непреходящего влияния «Поднятой целины» на умы и сердца заключается еще и в том, что она появилась именно тогда, когда должна была появиться. Когда она была нужна партии и народу как воздух. Перебрасываясь от «Тихого Дона» к «Поднятой целине», Шолохов не колеблясь постиг двуединство исторического выбора партии: суметь и успеть. Не только суметь повернуть многомиллионную массу трудового крестьянства с бездорожья единоличности под знамя ленинского кооперативного плана, но и успеть сделать это до того, как потрясенный в Октябре 1917 года враг опять соберется с силами, чтобы бросить нам генеральный вызов. Коричневые толпы уже бесновались на улицах Мюнхена, Гамбурга, Берлина. В бункере вермахта вызревал зародыш плана «Барбаросса».