— Отвечаете за нее, как за самую младшую, лично передо мной. — И, обнажая под черными усами белое полукружье зубов, пригрозил: — Кто обидит ее — со мной будет дружбу терять.
Их землянка была — как и все другие землянки, которые вылупились за последние дни по склону балки, и все же кое что отличало ее от остальных. Хотя бы то, что на столике в землянке стояла стеклянная банка с ярко-синими сентябринами, а пол, усыпанный песком, тускло серебрился в полумгле. Но было сыро в землянке. Снимая гимнастерку и юбку, Саша вздрогнула и юркнула на топчан под одеяло, натягивая его до подбородка. Уже погружаясь в сон, услышала, как скрипнула дверь и легкие шаги, прошуршав по песчаному полу, остановились у ее топчана.
— Шурка! — услышала она хрипловатый голос Клавы. — Ты спишь?
Клава подождала немного и, притоптывая каблуками своих сапог, стала двигаться по землянке, вполголоса что-то напевая. Не открывая глаз, Саша угадывала ее движения. Вот она бросила на стол пилотку и, распустив свои черные густые волосы, расчесывает их гребешком. Они шелестят и потрескивают. Разъединив волосы на две волны и собрав их впереди валиком, она потерла кулаками щеки и, послюнив палец, приглаживает брови. Потом, опять пробежав по песчаному полу к Саше, она стала рыться под ее топчаном, как мышь.
— Шурочка, — поднимая голову и встречаясь со взглядом Саши, пристыженно сказала Клава. — Позволь мне надеть твои чулки со стрелкой.
— Возьми в чемодане, — высунув руку из-под одеяла, Саша указала под топчан.
Достав из чемодана чулки и устроившись у Саши в ногах, Клава стала снимать аккуратные сапожки, сшитые не из кирзы, а из хорошей мягкой кожи.
— Ты добрая, Шурка, — говорила она, почти до самого бедра натягивая на полную ногу длинный, абрикосового цвета чулок и подтягивая круглую резинку выше. — Добрая, — повторила она, снова надев сапожки и двумя пальцами приподнимая сзади край юбки, чтобы увидеть, как выглядит ее нога в чулке со стрелкой. Прыгнув коленями на постель к Саше, она стала щекотать губами ее шею и плечи. — За это я тебя и люблю, Шурка!
— Пусти, Клава, — выпростав из-под одеяла руки, Саша уперлась ей в грудь, однако не настолько, чтобы обидеть ее.
Подобрав под себя ноги, Клава устроилась на ее топчане.
— Завидую я тебе, Шура.
— Чему же? — с улыбкой глядя на нее, Саша слегка отодвинулась на своей постели.
— Ты со всеми ровная, и тебя никто не беспокоит, а я так не умею. — Клава подвигала под собой ногами, устраиваясь на топчане еще удобнее. — Мне развлекаться надо, Шура. В мирной жизни я как-то об этом не думала. Ну, работала в колхозе на винограднике, вечером сходишь в кино, прогуляешься с кем-нибудь в степь. Все было заранее известно — сперва побесишься в девках, а потом выйдешь замуж. А тут как подумаешь, что через минуту тебя может убить, так сразу и сделается себя так жалко, хоть кричи. — Клава поиграла светло-зелеными глазами. — И не только себя. Поглядишь на солдата: фашист в него стреляет, командиры с него требуют, а он еще совсем желторотый, еще, должно быть, и целоваться не умеет, как твой Петр.
— Почему же мой? — Саша лишь слегка сдвинула брови.
— Ну, не буду. — Клава приласкалась щекой к выступавшей под одеялом груди подруги и, не поднимая головы, блеснула на нее уголком глаза. — А может, твой?
— Глупости. — Саша медленно покачала головой на подушке.
— И Андрей тоже не твой? — недоверчиво спросила Клава.
— И он тоже. — Саша улыбнулась.
— Конечно, Петр еще бычок, — задумчиво сказала Клава. — У него и глаза, как у бодливого бычка, но Андрей… — Она опять поиграла глазами.
— Что?
Клава потянулась сладким движением.
— И ты с ними с обоими ровная?
— Да, — подтвердила Саша.
— Видишь, какая ты. — Клава вздохнула. — А я так не могу. Знаешь, зачем я твои чулки надела? — Она пошевелила под собой ногой в хромовом сапожке.
— Не знаю.
— Не могу же я на свидание со старшиной в портянках идти, — опуская глаза, Клава потеребила угол серого солдатского одеяла.
— С Крутицким? — Саша удержала движение, вспомнив, как старшина предлагал ей в степи пересесть на его подводу. — А как же…
— Сердюков?
— Да.
— Он парень хороший. — Клава вздохнула. — Но к нему во взвод надо через всю балку ходить. А этот под боком.
— Клава! — предостерегающе сказала Саша. Ей послышалось шевеленье в том углу, где спала на своем топчане новенькая санинструктор Ляля.
— Эх, Шурка, разве тебе в такой обувке ходить? — Клава потрогала у топчана кончиком своего офицерского сапожка ее кирзовый сапог. — Нам, девушкам, и так на войне несладко, а ты еще сама себе тяжести прибавляешь. Я бы с твоей наружностью…
— Клава! — указывая глазами в угол землянки, строго повторила Саша.
Клава небрежно отмахнулась.
— Да спит она.
Но Ляля уже сидела на топчане, обхватив колени руками и глядя на них круглыми, расширившимися глазами.
— Вот что ты, Клава, наделала, — шепотом сказала Саша.
— Ничего я такого не сделала, — вставая с ее топчана и потягиваясь на носках, громко возразила Клава. — Ты бы посмотрела, как она за своим политруком глазами шьет.