Тождественность любви и ненависти

– Это не твоя дочь, Давид, – холодно возразила Ирина, – я вышла замуж за Викентия. И родила через шесть с половиной месяцев. Мужу я сказала, что это был недоношенный ребенок. Он был настолько счастлив, что не задавал никаких вопросов. Но больше я не могла рожать. У меня были сложные роды. И у девочки тогда появилась фамилия Викентия. И его отчество. Поэтому никто не узнал, что это твоя дочь. Даже мой отец. Только мама знала о том, что со мной случилось на самом деле.

– Как ты могла? – он остановился, взглянув на нее. – Как ты могла? Не сказала мне ничего. Обманула меня, своего отца, своего мужа. Как ты могла?

– Что я должна была делать? – спросила Ирина. – Броситься за тобой и умолять тебя жениться на мне? Не забывай, что я была совсем молодой. И конечно, я растерялась. Врачи сказали, что аборт делать нельзя. А Викентий был рядом, он каждый вечер приносил мне цветы. Я даже думаю, что он чувствовал мое состояние. Возможно, узнал, что ты уехал. Ни для кого не было секретом, что мы с тобой встречались. Викентий наверняка знал от наших общих знакомых, что ты уехал в Новосибирск и решил использовать свой шанс. К тому же у моего отца в это время случился гипертонический криз. Я не хотела его огорчать. Он бы не поверил, что я жду ребенка, зачатого вне брака от парня, который меня бросил...

– Я тебя не бросал, – перебил ее Давид.

– От парня, который меня бросил, – упрямо повторила Ирина, – и поэтому я вышла замуж за Викентия. А потом... Потом случилось то, что должно было случиться. Нельзя строить свое счастье на обмане. И нельзя выходить подобным образом замуж. Это я теперь понимаю. Чтобы не остаться одной, чтобы не рожать незаконорожденного ребенка, в Советском Союзе это был такой неслыханный позор, особенно учитывая известность моего отца, чтобы не добивать в конце концов моего отца. Возможно, в тот момент я хотела доказать тебе, что не пропаду без тебя. Сейчас понимаю, что и такие мысли могли у меня быть. Но все равно глупо. Стыдно и глупо. Я поэтому всегда жалею Викентия, стараюсь к нему нормально относиться. Викентий был хорошим мужем и он менее всего виноват в случившемся. Мы прожили два года, но второй год мы почти не жили вместе. Он был мне даже физически неприятен. Сейчас у него все нормально. Он снова женился, у него растут близнецы, чудесные мальчишки, с которыми мы очень дружим. Но ни он, ни его родители так никогда и не узнали, от кого я родила свою дочь. Они ее обожают, считая своей внучкой.

– Я не представляю, как ты могла молчать все эти годы, – вздохнул Давид. Он подошел к столу и снова плеснул себе виски. Выпил. Уселся на свое место. – Столько лет, – произнес он с сожалением, – потерять столько лет. Но почему ты молчала потом? Почему не нашла меня, когда я вернулся в Москву, почему не позвонила мне?

– Не знаю, – она опустила голову, подумала. И неожиданно сказала: – Да нет. Знаю. Знаю, почему не звонила. Я почти сразу решила развестись с Викентием. Было стыдно, что я использую его в качестве прикрытия своего греха. Вот так высокопарно и гордо. А потом я случайно встретила одного человека. Очень похожего на тебя. Вполне самодостаточного, гордого, независимого. У нас была с ним случайная встреча. Вернее три встречи, только три встречи. Но он во мне что-то перевернул. Как-то незаметно поставил меня на место. С самого начала он дал понять, что это всего лишь обычная мимолетная встреча двух людей. Мужчины и женщины. У него было какое-то другое понимание жизни. Отличное от моего. И я подумала, что ты также относился ко мне. И успокоилась. Я ушла от мужа и стала заниматься своей карьерой. Но специально оставила его фамилию как напоминание о моей ошибке. Кроме того, я хотела все начать с нуля. Чтобы меня никто не знал и не вспоминал, ведь фамилию моего отца знала вся Москва. И я стала журналисткой Ириной Миланич. Под этой фамилией я могла публиковать любые материалы, писать о чем угодно, брать любые интервью и готовить самые раскованные репортажи. Меня никто не узнавал. Это было все, что мне осталось от первого мужа. А дочери я позже дала фамилию своего отца.

Она замолчала. Немного подумала и продолжала:

– Потом у меня появился друг, который был старше меня лет на пятнадцать. Он тоже мне многое дал, был интересным и веселым человеком. Мне было с ним легко. Но он был женат и наши встречи были с привкусом горечи. В них было нечто от украденного счастья. Затем был мой датчанин, за которого я вышла замуж и о котором тебе говорила. И теперь я одна. У меня есть друг, если тебя интересует моя сексуальная жизнь, но по жизни я одна. И ты знаешь, меня даже устраивает подобное положение вещей. Я ни от кого не завишу, живу своей жизнью. У дочери своя жизнь, она переехала два года назад в однокомнатную кватиру, которую я ей купила. Она решила, что так будет более правильно. Я не возражала, вспоминая, как мы с тобой встречались на нашей даче и с какими пересадками мы туда добирались. В общем все нормально, жизнь удалась, как говорят в таких случаях.

Чхеидзе всплеснул руками.