Тоже Родина

Мне, возможно, скажут: мудак ты, автор, болван легковесный, черпаешь знаний и навыки из кинематографа. Да, черпал и черпаю. Из кино и книжек. И я такой был тогда, в девяносто четвертом году, не один. Все так называемое криминальное сообщество, к которому я принадлежал, состояло из интеллигентных мальчиков, вчерашних студентов-психологов, студентов-экономистов, студентов-журналистов, срочно переквалифицировавшихся (ну и слово!) в рэкетиров, воров, аферистов, карточных катал, продавцов марихуаны и валютных спекулянтов. С любым из них я легко находил общий язык — мы были одного ноля ягоды, умные, хитрые, ловкие, но не подлые и чрезвычайно наивные существа.

Для поездки требовались приличные шмотки. Полный набор. Пиджак с позолоченными пуговицами, черная водолазка, дорогие брюки и ботинки типа «инспектор». По легенде, в город Тольятти прибывал хоть и молодой, но оперившийся предприниматель.

Прикид собирался с миру по нитке. Раздобыв, после некоторых усилий, полную сбрую, я облекся, увидел себя в зеркале — и был потрясен. Одежда преобразила меня. В зеркале маячил мрачный, исполненный глубокого внутреннего достоинства парняга. Не шикарный, не блестящий — нормальный. Подвижный, спортивный, с прищуром. Впечатление портила худоба, но тут я ничего не мог поделать. До вояжа оставалось пять дней — не брать же с организаторов дела дополнительные деньги на то, чтобы нажрать толстую шею?!

Собрав в баульчик пару носовых платков, крем для обуви и книгу «Записки Валачи», я был в условленном месте подобран группой немногословных брюнетов и на новеньком автомобиле доставлен в аэропорт.

Автомобиль, пахнущий девственным кожзаменителем, я отметил; целлофан с сидений был явно оборван вчера или позавчера; судя по всему, ингуши не впервые проворачивали тольяттинскую аферу. До аэропорта они ехали долго, ошибались в поворотах, гортанно дискутировали и мусолили карту, и это тоже я отметил, и всю дорогу размышлял. Вот, парни явно мои ровесники, в Москву едва приехали, Домодедово не умеют отличить от Внуково, а уже проворачивают увесистые дела и катаются на хороших тачках — что же такое умеют они, чего я не умею?

Кавказцы, что с них взять. Смелые, крепкие, рано взрослеющие, живущие кланами — братья, племянники, прочие родственники — все друг-другу пособляют, поддерживают, горой стоят. Почему у русских не так? Почему сопровождающий меня ингуш Ахмед, в неброской джинсовой курточке, так ловко везде ориентируется?

Прилетели — он хулиганским свистом подозвал такси. Пока ехали, шофер затеял какой-то глупый разговор о разнице зарплат в столице и провинции — Ахмед оборвал его пренебрежительным шевелением пальцев. Гостиничный администратор пытался набить себе цену — Ахмед его сухо одернул, деньги достал из кармана быстро, отсчитал точно и резво, спрятал тоже быстро — но не настолько быстро, чтобы портье не оценил толщину радужной пачки.

Едва заселились в номер и швырнули сумки под кровати — Ахмед исчез, посоветовав мне ждать. Меня он называл «Серый». Производное от «Сергей». Ну да, я ведь по паспорту был Сергей.

— Когда начинаем? — спросил я.

— Завтра, — ответил мой провожатый.

— Тогда я пройдусь, — сказал я.

— Дело твое, — ответил Ахмед. Подмигнул и испарился.

Я вышел в город. Купил хлеба и сливочного масла. Расхаживать по незнакомой территории с глупым пакетом харчей было не комильфо, я отнес все в номер, далее фланировал налегке — руки в карманы.

Город Тольятти поразил меня тем, что здесь отсутствовали тротуары, зато проезжая часть пребывала в идеальном состоянии — по гладкому, как бы шерстяному асфальту с вкрадчивым шелестом катились машины, сплошь местного производства, сплошь новые, абсолютно новые, идеально новые. Пахло деньгами и выхлопными газами. Сиденьями в целлофане.

Дважды за вечер мимо путешествующего меня пролетали яркие иномарки: брутальный ревущий лимузин и красный кабриолет неопознанного мною изготовителя. И там и там сидели группы коротко стриженных недорослей с обнаженными крепкими плечами. Была поздняя весна, пыльная, степная, чахлые деревья пытались выжить, уличные фонари тоже. Город был особенный, мрачный, суровый, угрожающе тихий. Из теленовостей я уже знал, что здесь регулярно, примерно раз в год, расстреливают из автоматов начальника местной милиции.

В десять вечера все обезлюдело. Я, в своем клубном пиджаке, бессмысленно шагающий от перекрестка к перекрестку, смотрелся глупо, как капитан Кук, которого аборигены вот-вот пустят на шашлык. Золотисто-сиреневым, в неких кошмарных татарских завитушках замерцали ресторанные вывески; две-три отважные старухи выдвинулись на сбор пустых пивных бутылок; две-три молодежные компании продефилировали, матерясь, — эхо улетало в фиолетовые небеса. Однажды проскочил патрульный милицейский экипаж. Бледные стражи порядка невидящими глазами смотрели прямо перед собой, на полке за задним сиденьем их машины — тоже абсолютно новенькой — громоздились страшными гроздьями апокалиптического винограда стальные шлемы.