Траблшутер

Открываю воду. Сначала погорячее. Вертикальное положение не радует, и я кладу руки на стекло душевой, прислоняясь к ней лбом.

Какую-то дешевую ахинею нёс ей…

И подкаты какие-то дешевые…

Ты чего, Волк?

Раз уж делаешь – делай красиво!

А то что-то ты затроил. Определись.

Меняю температуру воды на более прохладную. Головная боль начинает отпускать. Дотягиваюсь до бритвы. Пена закончилась, где-то в коридоре есть пакет с новой.

– Элла!!

– Это приглашение? – заглядывает она.

– Нет. Принеси мне пену для бритья. В пакете в коридоре.

Подает мне баллончик.

– Не сбривай всё… – обводит пальцем мои губы, проходится под подбородком. – Вот так оставь, тебе идёт. И ощущения от твоей щетины охренительные… особенно когда в шею целуешь.

– Окей… – можно для разнообразия и так несколько дней погонять.

И после прохладного душа я почти в норме.

Открываю холодильник. Привлекает исключительно баночка маринованных корнишонов.

Достаю, съедаю парочку.

Кайф…

Любовь к жизни начинает уверенно возвращаться.

Пару подушечек жвачки.

И опять смотрю на себя в зеркало. Ну… Нет.

– Девочки, чего вы там с лицом делаете, чтобы быстро вернуть лоск?

– А что такое?

– Помят. А у меня важная встреча.

После обеда в банк, и встреча с клиентом.

– Ложись, – кивает мне Элла на диван.

Послушно падаю. В голове эхом отдается утренний колокол. Надо как-то аккуратнее с маневрами…

На глаза ложится ледяное полотенце.

– Я могу тебе, конечно, еще и корректором подшаманить.

– Мхм… и губы сразу подкрась.

Смеется…

– Тогда ментоловым гелем под глазами.

– Ментоловым? Давай…

– Господи… – какие неприятные ощущения.

Вытираю пальцами скользкую прозрачную субстанцию.

– Глаза слезятся теперь…

– Какой ты нежный… – ухмыляется Элла. – Потерпи, через пять минут смоешь.

Ну его к черту.

Иду смывать сразу.

Помят и помят, что теперь?

Но отражение в зеркале, и правда, все больше напоминает первоначальную версию меня.

Выхожу на балкон с сигаретой.

Холодно… Августовское утро…

Что будешь делать, Волк?

Для начала сотру все эти неуверенные телодвижения. Выражаешь женщине внимание – делай это открыто, как минимум. Как максимум – красиво. Иначе какой смысл его вообще выражать?

Докурив, тушу сигарету.

Закрываю балкон.

Элла уже спит на диване.

Беру в руки телефон.

Извиниться?

За что?

Я хотел поцеловать, я поцеловал.

Нет, не за это.

А потому, что пьяная свинья. И потому, что…

Нет, лучше, конечно, лично. Потому что эта писанина телефонная… Как-то это тоже всё слабовато. Я же не по телефону ее в подъезде тискал.

Надо исправить впечатление. Некрасиво вчера вышло. Мне не нравится.

Натягиваю черную водолазку. Светло-серый костюм. Ремень…

Ключи от тачки…

В голове не рождается никакого плана.

Да и черт с ним, что я экспромтом не справлюсь?

Одиннадцать, и пробки немного рассосались. Но на очередном перекрестке, недалеко от дома Софьи, я все равно встаю. Кто-то бросил тачку, перекрыв движение.

Напротив – цветочный бутик.

Ммм… Я же хотел красиво?

Бросаю свою. Захожу в бутик.

Розы…

Пионы…

Лилии…

Хочется, всё-таки, розы. Но, почему-то, самые дорогие и огромные кажутся мне слишком дешевым жестом. Потому, что ожидаемо и слишком штампованно.

И я забираю огромный нежный букет мелких розочек пастельных оттенков.

Нежные, как ее губы. Воспоминания об ощущениях возвращаются короткой вспышкой. Хочу…

Нет, не буду сейчас даже пытаться. Но хочу, да.

Код от ее подъезда я уже знаю. И без предупреждения поднимаюсь. Смена на скорой у нее завтра. Может, конечно, и не дома…

Звоню.

* * *

Звоню.

Сердце колотится.

Она открывает дверь так же, как открывала в первый раз.

Дежавю.

– Захар?.. – удивленно и даже шокированно.

В прошлый раз было: «Никита?», я помню…

– Добрый день, я зайду? – медленно, но настойчиво тяну на себя дверь.

Пропускает.

Хорошенькая, домашняя… В спортивных меланжевых штанах, такой же футболке.

На голое тело. Глаза застывают на проглядывающих через ткань сосках. Высокая грудь, заманчиво округлая…

– А что-то слу…

Её глаза останавливаются на букете.

Поднимает испуганный взгляд, вдыхая глубже и забывая выдохнуть. Так и стоит с застывшей грудной клеткой.

– Софья, – подхватываю ее руку, вкладываю туда букет. – Вчера…

Она слегка заторможенно отрицательно качает головой, глаза увеличиваются.

– Хочу извиниться. Некрасиво вчера себя вёл. И еще спасибо сказать за Тимоху хотел. За поцелуй извиняться не буду, – улыбаюсь я. – Но за то, что сделал это в таком состоянии – извини.

Её глаза зажмуриваются, а плечи опускаются, и, наконец-то, она выдыхает с тихим «ооо…»

– Соня…

Ванечка!

С голым торсом, словно прорисованным от явной «сушки», плечи вычурно прямые, как у балетных.

Мы с ним встречаемся взглядами. Не первая встреча, конечно…

Но сейчас я вижу его ближе.

Не маленький уже мальчик. Двадцать пять, двадцать шесть…

– Сонь… – не отводит от меня глаз.

– Вань… – выдыхает она, нервно расчесывая волосы пальцами.

– Ты не хочешь проводить его, Софья? – сжимает он челюсти. – На выход.

Что ж он на девочку ситуацию перекидывает? А ты молчишь, Волк. Гаси его…

– Нда… яйца тебе точно танцевать не мешают. Может, сам хочешь проводить?

– Захар, пожалуйста! – встает между нами Софья, умоляюще прижимая пальчики к губам.