Традиции & Авангард. №3 (7) 2020 г.

Мужик свесил голову, обхватил ее руками. Что-то запел, потом сразу сорвался в плач. Но это продлилось недолго. Он налил себе полный стакан, выпил без закуски. Вперился в меня – все смотрел, смотрел.

Потом стал рассказывать, глядя в пол:

– А я ведь под Кандагаром всех пацанов потерял. Ты тогда и не родилась еще. Мы там знаешь как… Ты не знаешь, как… Пока эта предательская рожа Федя Малец дурь с душманами курил, мы там… по горам да по рекам прятались. Выслеживали. Ох, я там! Тебе и не снилось, малая. В этой жаре. В этом дерьме. Они с душманами в сговор вступили. Предательская тварь. Думали, может, какие поблажки будут. Будут, ага. Душманье их первыми и перерезало. Я бы и сам сейчас их всех… Перебил бы. Да только давно уж они у Аллаха. Или у Христа, раз он самый истинный Бог? Мне плевать, если честно. А вот нормальных пацанов, вот их я потерял. И потеря эта невосполнима, – он зарыдал, налил себе и мне. Я начинала пьянеть снова, и то, что одежда в блевотине, мне было уже все равно. Я хотела его слушать, слушать, слушать…

Он вдруг поднял голову. Я никогда не забуду этот взгляд – растерянный, мутный, словно у ребенка, который только что упал с качелей. Мужик бросился на колени, смотрел на меня с мольбой.

Он спросил плаксиво, показав пальцем на бабку, что затихла в углу:

– Слушай, малая, а она мне мать или жена, а? Мать или жена?..

Из меня вырвалось само собой:

– Может… сестра?

Мужик упал на пол, лицом вниз, и зарыдал с такой горечью, с такой тоской, что я бросилась к нему и обняла за плечи. От него сильно воняло потом, но жалость была сильнее.

Он перестал плакать так же резко, как начал, быстро повернулся, стал тянуться ко мне, попытался обнять.

Прошептал заикаясь:

– Поцелуй меня, малая. Поцелуй…

В этот момент входная дверь распахнулась, в дом залетела встревоженная полупьяная Ленка, у которой мы пили водку. Увидев меня, она заорала:

– Нин, ты чего, охерела? Ты куда пропала, мы три часа тебя ищем! Что ты делаешь у этих бомжей, к ним даже менты не заходят…»

Есть в воспоминаниях какая-то светлая грусть. Особенно если давно прошедшие события действительно стоят того. Никто не скажет наверняка, что же важнее: сами события или воспоминания о них? Что реальнее, что ближе? Умный, дай сказать! Я сейчас заору! Притушись, сигаретка. Не видишь, я общаюсь? Отстань, слышишь? Прости, читатель. Я вот думаю, что у хорошего человека и воспоминания хорошие. Ведь Нина хорошая, правда же? Еще бы! Но время идет, и настала пора нам познакомиться еще с одним прекраснейшим персонажем. Я просто счастлив, что вы впервые узнаете его. Я вам завидую. Приятного, как говорится, знакомства. Услышимся.

Яркая смерть

Ресторан «Яркий Я» был почти пуст.

Жаль. Алексу хотелось побольше людей. Он желал смотреть им всем прямо в глаза. Каждому. И чтобы они смотрели, но сразу отводили бы взгляды.

Он уставился через окно ресторана на улицу, где выпускали пар сгорбленные прохожие и дымили редкие машины. Он видел свое отражение в стекле. Оно скрывало все то, что печалило его, и подчеркивало все, что радовало.

Алекс не любил смотреть на себя. Но делал это постоянно. Возраст оставлял на лице свои штампы, отметины, печати. И он страдал – сладко, мучительно.

Объяснения этой сладости не было.

Нина как-то сказала ему, глядя передачу о звездах кино: «Посмотри, как классно стареет Джордж Клуни!» И Алекс радовался, ведь Джорджу – 57, а ему всего 42. И он, конечно, тоже будет классно стареть. Никаких сомнений.

Официант в желтом комбинезоне с надписью: «Яркий я? Яркий ты!» подошел и улыбнулся:

– У вас прекрасный вельветовый костюм. Меню?

Алекс продолжал смотреть в окно.

Чуть поодаль, у занесенного снегом тротуара, толстенный ребенок упал в сугроб – Алекс наблюдал за ним сквозь свое темное отражение. Смотрел через тень. Мать поднимала мальчика, но он снова падал.

– Простите, меню? – официант чуть наклонился, подумав, что в первый раз его не расслышали.

Алекс перевел на него задумчивый взгляд – и долго смотрел в смущенные глаза. Официант искренне не понимал, что происходит, веки его чуть подрагивали, губы стали влажными.

Алекс взял со стола салфетку, стал тереть и без того чистые губы.

Спросил с вызовом:

– Слушай, на сколько я выгляжу, а?

Мальчишка растерялся, хмыкнул, нахмурился.

– Да ты не хмурься, ты скажи. Сколько мне лет? Угадай.

– Я думаю, лет сорок девять, – почти шептал официант. – Не… не больше…

Алекс выпятил губы, о чем-то задумался. Принялся медленно водить пальцем по столу.