Она опустошает пакет с продуктами и помещает их в холодильник. Подходит к раковине. Немытые тарелки стоят одна в другой, верхнюю наполняет желтоватая мутная вода с остатками вчерашнего ужина. На поверхности, как листья кувшинок, плавают кусочки петрушки и каких-то ещё овощей. Мелкими камушками к стенкам тарелки приклеились крупинки гречки. Маша открывает кран. Чистой струёй течёт вода. Маша берёт верхнюю тарелку, выливает из неё кисло пахнущую жижу. Камушки гречки остаются прилипшими. Она принимается мыть посуду. Тёплая водичка так приятно течёт по рукам, смывает с тарелок кусочки еды, смешивается с ними, со старой, застоявшейся в тарелках водой и убегает вниз, спускается в подземное царство канализационных труб, течёт и течёт по ним, вбирая в себя всё больше и больше грязи и нечистот, наполняясь ими, течёт и течёт, до самой центральной канализационной магистрали, до самого центра Аида, где потом ей предстоит вновь отринуть от себя всё, что засорило её на время, и снова стать чистой, пустой, прозрачной.
Маша медленно моет посуду, в её ушах звучит траурная мелодия – сначала тихо, потом становится всё громче и громче, всё реальнее, плотнее, тяжелее. Это сначала удивляет Машу и даже нравится ей, – она и не знала, что так бывает, – но потом начинает пугать. Машу охватывает паника. Она хочет, чтобы эта музыка затихла, замолчала, хоть на минуту перестала быть, но ничего не выходит. Кажется теперь, что в голове играет целый симфонический оркестр: звонко, сочно, отчаянно – и каждую партию она отчётливо слышит! В ушах звенит, и, чтобы заглушить этот звон, Маша начинает петь главную тему, петь во весь голос, так громко, как она только может! Сердце колотится, воздуха не хватает. Маша думает, что у неё, как и у соседа, сейчас случится сердечный приступ. Она больше не может быть одна. Ей нужна помощь, сейчас, сию же минуту! И Маша бросает грязную тарелку, которую только что взяла в руки, кран остаётся открытым, вода течёт. Маша бежит в прихожую, забывает надеть пуховик и сапоги, в носках вылетает в подъезд, дверь в квартиру остаётся открытой настежь. Она сбегает вниз по ступеням, скорее, скорее – и вот уже на улице, снег искрится на солнце.
Маша хочет кричать, звать на помощь, но почему-то начинает петь. Она замечает, что поёт свою мелодию: слов нет, ведь это не песня, – она поёт на звук «а», и на звук «о», и на другие гласные… Жаль, что этот красивый безумный вокализ слышат только те самые соседки, ещё не вернулись домой, стоят где-то вдали, такие маленькие… А Маша поёт, выпевает из себя звуки, голос несёт в мир новорождённую мелодию, музыка выходит на свет божий из раскрытого рта. И вдруг Маше становится так легко и хорошо. Все звуки пропеты. Она замолкает, ложится на снег, свободная, успокоенная.
– Опять скорую, что ли, вызывать? – говорит одна из соседок.
Валерий Петков
Прыщик
Остался я без работы.
Жена, две дочки малые.
С утра вскакиваю ни свет ни заря и бегом из дома, поскорее, пока все спят.
Толкаюсь по городу, звоню, встречаюсь, какие-то собеседования, интервью. Всё мимо, а долги растут.
Хлопотное дело – безделье и неопределенность.