Традиции & Авангард. №4 (15) 2022 г.

– Вот-вот. Только когда я приношу белое, тебе хочется красного, а когда я схожу в магазин во второй раз и беру отличную «Вальполичеллу», тебе вдруг хочется красностопа. – Критик улыбнулся поэтессе так, будто она была маленькой девочкой, неспособной выбрать себе торт на день рождения. – А я тогда возьму красное. Белое вино – это для девочек.

Он повернулся к ней спиной и побрёл к лестнице. Поэтесса проводила его взглядом и ощутила странный укол в сердце. Она слышала от него эту глупую шутку сотни раз – и уже устала обижаться на слова, которые в начале их знакомства казались милыми, а после пары месяцев совместной жизни – уже очень грубыми. Сейчас опять обидно стало. Почему?

Она взглянула на несуществующее кольцо на пальце, затем перевела взгляд вниз, на отвернувшегося от неё критика, неуклюже спускавшегося по лестнице. Механически развернула листок со шпаргалками и стала быстро читать, слегка шевеля губами.

Спустившись, критик встал в очередь. Кафе, носившее мандельштамовское название «Шум времени», было в европейском стиле: открывая дверь и заходя в узенькую проходную, ты шёл по длинному коридору, выбирал свободное местечко, потом подходил к стойке и делал заказ. Расплачивались тоже у стойки, так что очереди было две.

Критику стало дурно. Он глядел на белые скатерти, устилавшие дубовые столики, и с грустью вспоминал беззаботные, но голодные денёчки в Италии. Он туда ездил на стажировку по обмену, стал пробовать писать очерки и репортажи о происходивших событиях, стучался в редакции итальянских газет, пытался включиться в размеренный, для русского человека непривычный, ритм жизни, но не смог и вскоре вернулся в Москву. Часто, выпив водянистого «Кьянти», мысленно перемещался на старинные, хоть и грязноватые улочки и бродил по ним, живя телом в Москве, а душой – в Риме.

Однажды, находясь где-то между Тверской улицей и виа Гарибальди, он забрёл в книжный магазин и стал искать новый роман Орхана Памука, чтобы написать рецензию для газеты, куда устроился, получив хорошие рекомендации от организаторов стажировки в Италию. Памука, как назло, не оказалось, зато был Омар Хайям. Вернее, приятная русая девушка в платье цвета альпийской идиллии, державшая в руках «Рубайат» и внимательно читавшая про хлеб, вино и одиночество. Критик посмотрел на неё, невысокую, но крепкую, здоровую, надёжную, и что-то отпустил внутри себя, улыбнулся. Она почувствовала его взгляд, оторвалась от книги и посмотрела на критика, слегка приоткрыв рот. И прошло секунды три. И поэтесса что-то поняла и улыбнулась в ответ – открыто, не стесняясь показать красивые крепкие зубы. И критик, открытый для любой книги и глухой к любым проявлениям чужих чувств, продолжал смотреть на неё не мигая. И девушка в летнем платье, стоявшая перед ним, притягивала, не вызывала робости и страха, от которого хочется засунуть пальцы в рот и погрызть ногти. В её лёгком смущении он видел интеллигентность, а в широко открытых глазах – интерес к человеку. От неё, такой незнакомой, но неожиданно близкой, исходил долгожданный покой. Критик подумал, что других женщин, подобных ей, он никогда больше не встретит.

И потому начал разговор первым, во второй раз в жизни будучи при этом трезвым.

Кто-то больно лягнул его сзади. Критик ойкнул и развернулся. За ним стоял Колобок с пустым бокалом в руке.

– Прошу прощения! – Колобок похлопал критика по спине. – Тут узковато, не рассчитал.

– Да ничего страшного, – вежливо ответил критик. – Всё нормально. Вино не пролили?

Колобок посмотрел на бокал, потом критику в лицо.

– Н-нет вроде.

– Ну и слава богу, – критик протянул бармену купюру и спросил два бокала белого вина. Он решил поддержать поэтессу. Вооружившись бокалами, неуклюже прошёл к лестнице, чуть не облив вином стоявшую рядом пожилую даму, и поднялся наверх, к столику, за которым его должна была ждать поэтесса.

Но её там не было.

Критик удивлённо обошёл стол, держа бокалы с вином в руках. На замшевые ботинки пролилось несколько капель, но он не обратил внимания. Ни поэтессы, ни её сумочки. Куда ж она подевалась?

– Вы один? – кто-то стоял за его спиной.

Критик обернулся. Увидел Колобка, державшего в руке новый бокал вина.

– Н-нет… я с дамой.

– Да-да-да, – Колобок энергично закивал. – Я её видел. Она выступает сегодня.

– Вот-вот… Только куда-то отошла.

– Давайте выпьем за её здоровье, – Колобок протянул руку с бокалом, и критик ответил на тост, чокнувшись своим бокалом. Мужчины сделали по глотку.

– Я присяду? – спросил Колобок.

– Пожалуйста… Только не на этот стул, тут поэтесса сидит.

– Пардон, – толстяк уселся слева от критика. – А я вас знаю.

Критик не удивился. Его уже несколько лет узнавали молодые поэты и пытались его пригласить на бокальчик, чтобы завоевать лояльность, но критик старался не поддаваться на провокации. Он всегда старался сохранять независимость. До встречи с поэтессой это создавало большие проблемы в отношениях с женщинами, но никогда не подводило на работе. А критик даже сейчас был на работе: от него к понедельнику ждали готовый материал.