– По тебе божья коровка бегает.
– Пусть бегает, это Вовка. Жьяко Госпожу Ро ублажает.
Развернулся и пошёл к дому. Почувствовал спиной, как Мартын посмотрел вслед и покрутил пальцем у виска. Подумал, наверное, что я чокнулся. Я бы тоже так подумал.
17 июля, почти ночь
Самый прекрасный вечер за последний месяц. Уютный, домашний.
Вернулись с БЗ Смайл и Ковбой. Довольные, счастливые. Для них война – это захватывающая игрушка. Реалити-шоу. Они на драйве – азарт и молодость.
Смайл похвастался, что изучил пулемёт и гранатомёт. Говорит, поправился, пока был на передке. Хороший повар ходил с ними.
Бомбили часто, но парни живы и здоровы. Я с гордостью смотрел на них и слушал рассказы о боевых буднях молодых ребят.
Полдня грузили мины и снаряды. Вывозили боеприпасы на вторую базу. Цели не знаю. Не интересовался.
Ближе к вечеру нашу пятёрку переселили в отдельный дом, чтобы комендачи не мешали нам притираться.
Дом отличный. Парни заняли каждый по комнате. Сава лёг в гостиной на двухместном матрасе. Ярус, Седой и Давинчи заняли крайние небольшие комнатки, где помещается по кровати. Я решил уйти во флигель. Люблю уединение.
Вечером пришли в гости молодые ребята. Смайл, Ковбой и ещё один двадцатипятилетний парень из нашего набора. Не помню позывного. Ему двадцать пять, а уже четверо детей. Жену, сказал, брал с одним и ещё троих пацанят нарожал. Погодки. Вот молодёжь у нас даёт!
Сидели пили чай, болтали о жизни, о войне, мире и любви. Спокойный разговор без дебильных шуток. Настоящий, мужской. Таких разговоров мне не хватало на первом круге.
Компания собралась тогда отвязная, и в основном занимались тем, что подтрунивали друг над другом. Иногда с перебором. Живых мужских разговоров не было.
Может, потому, что не так жёстко было. Сейчас всё-таки иначе. Война злее стала, оттого парни по-иному смотрят на происходящее и общаются друг с другом по-иному.
– Давинчи, почему такой позывной?
– Рисую по камню. Портреты, слова пишу всякие добрые.
– Портреты на надгробных камнях?
– Да, уже двадцать три года на кладбище работаю. Зимой могилы копаю, потому что надгробий никто не заказывает, а весну, лето, осень рисую портреты.
Давинчи один вырастил дочь. Жена повесилась. (Причину не спрашивал. Я не спрашиваю, когда не говорят.
Если человек сам не рассказывает, то не хочет говорить – обсуждать тему, и лезть к нему с лишними расспросами – всё одно что ковырять старые раны.)
В одиннадцатом часу вечера парни расползлись по норам.
Передал через Смайла две тысячи Китайцу. Оказывается, Кубань скипнул и забрал с собой деньги. Его в том числе. Печально. А ещё каких-то две недели назад Китаец и Кубань были не разлей вода.
18 июля, утро
Придерживаюсь правил трёх «нет».
В моих записях нет привязки к местности.
В моих записях нет позывных командного состава.
В моих записях нет рассказов о поставленных и выполненных боевых задачах.
18 июля, утро
Размеренный солдатский быт. Встал рано. Выпил благородный кофе с сигаретой. Постирался.
Трусы, носки, футболки. Не столько грязные, сколько вонючие. Пропитанные потом. Камуфляж руками не отстирать. Он почти чёрный. Машинка есть. Позже постираю.
Стиральная машина в доме такая же, как была в моём детстве. С барабаном на дне. Наливаешь в машину воды, включаешь и бельё крутится, пытаясь очиститься от грязи.
Мама каждую субботу её включала. Если память не изменяет, то называлась она «Чайка». После того как бельё прокрутится, мама меняла воду и снова включала барабан. Ополаскивала.
Потом выжимала через два плотно прижатых друг к другу ролика, обтянутых резиной. Сбоку ручка, как на мясорубке. Её надо было крутить, пропуская бельё между роликов.
Здесь роликов нет. Один корпус. Но для полевых условий – более чем достаточно.
Сава сидел в сторонке и слушал утреннюю молитву. Мусульманин. По-моему, слезился. Я не приглядывался, но краем глаза видел, как он протирает рукой глаза, будто смахивает слёзы.
Давинчи убрал со стола следы вчерашнего чаепития. Ярус вышел, покурил сигарету и со словами «Пойду ещё посплю» ушёл в дом. Седой не показывался. Спит.
18 июля, вечер
Напряжённый день. Утром приехала машина с едой. Разгрузили. Только вернулись в дом, нашу команду вызвали. Перекусить не успели.
– Поработаем в лесу, – сказал командир.
На боевое или по грибы понятно по форме. Обычно говорят: форма лёгкая или по-боевому. От формы понимаешь, какая работа предстоит.
Поработали. Живы и здоровы.
На обратном пути заехали на место гибели Танцора. Поставили стелу с полумесяцем на маковке. Танцор – мусульманин. Восемьдесят девятого года рождения. Для меня совсем мальчишка. Сделали салют воинской чести. По три одиночных в воздух.
Выяснилось, что подорвался не на нашей мине, как я раньше думал, а на фугасной. ДРГ УкроРейха отработала. Нашли лёжку, помои и место, где свиньи испражнялись.
Вернулись уставшие. Я нарезал конины, Сава принялся готовить. Как поем, сразу лягу спать. Устал немного. Парни крепкие. Сложно ни в чём не уступать. Но я стараюсь.
18 июля, вечер