– Кошки указаны? – поинтересовался Асхаб. – Впереди русский военный блокпост. Есть разрешение на вывоз «живого имущества»?
Мама уткнулась в бумажку, выданную чеченскими милиционерами, но в коротком списке пожитков кошек не было.
– Что делать? – запричитала мама. – Стрелять в кошек не позволю! Грудью стану, убить питомцев не дам!
– Главное, меня не вмешивайте, – предупредил Асхаб. – Я водитель. Нуждаюсь в средствах. Помните о двух женах? Мне надо вернуться живым!
Мощное сооружение, собранное из бетонных блоков, преграждало нам путь. Из бойниц выглядывали дула пулеметов, намекая на частые перестрелки в этом районе, а сам военный блокпост был похож на древний дольмен.
Когда «чеченские лесные братья», оголодав в блиндажах и землянках, прорывались в поселки к родне, чтобы хорошенько помыться и поесть, это сопровождалось смертельным фейерверком двух враждующих сторон.
Мир – коварное место. Жизнь и Смерть играют здесь дурными головами и смеются над амбициями невежд.
Блокпосты со времен Первой чеченской стояли по всем дорогам, между городками и селениями, на выездах и въездах, и у каждого стола смерти был свой командир. Чаще всего вопросы решались небольшой денежной суммой, реже – расстрелами, так как особо суровые времена канули в Лету, утекли по весне в сточные канавы, прорастая драконьими зубами партизанской войны, ловко заменившей ковровые бомбардировки.
Чеченские боевики, на школьной скамье впитавшие истории о русских народовольцах, пошли путем террора, и оставалось только гадать, когда взорвется на самодельной мине рейсовый автобус, где живой бомбой выступит пятнадцатилетняя вдова с глазами испуганной лани и во сколько раздастся залп по студентам, слушающим лекции в пединституте. Наша жизнь впечатляла непредсказуемостью.
Мирные жители не умеют стрелять, они разделяют участь пешек в шахматной игре.
На блокпосте, выстроенном в виде прямоугольника, курили русские военные.
Крыша строения была непрочной. В некоторых местах кровельный материал пробили пули, и в ненастную погоду дождь тонкими струйками бежал в бетонное убежище, где вместо пола под ногами хрустел мелкий гравий.
Один из блоков в основании стены оказался длинней остальных. Из него изогнутым когтем торчала ржавая свая, на которую военные подвесили целлофановый пакет с провизией.
Заметив нашу «Газель», солдаты, следящие за дорогой, вскинули руки вверх[1]
, приказывая остановиться.– Как будто Гитлера увидели! – пошутила мама. Военные опасались, что в машине может быть взрывчатка, и не позволяли подъезжать близко к блокпостам. Хотя, если рассуждать здраво, тот, кто везет в кузове бомбу, не станет упражняться в вежливости и спрашивать разрешения.
Асхаб затормозил.
Вдоль лобового стекла раскачивались молельные четки и разноцветная мишура, исписанная по-арабски.
Русские военные нахмурились.
– Надо выйти, – сказала мама.
Она сидела между мной и водителем.
– К ним? – настороженно спросил Асхаб. И добавил: – Точно, надо выйти.
Но остался сидеть на месте.
Военные сняли автоматы с предохранителей.
– Так, внучек, – подбодрила водителя мама, – не трусь! Наше дело правое. Мы с дочкой тебя поддержим.
Пока Асхаб поправлял рубашку, ерзал на сиденье, возился с дверной ручкой, я уже вышла из кабины, а мама за мной.
– Э-ге-гей! – крикнула мама военным, – что стоите, как соляные столбы в Гоморре? Подходите, проверяйте бумаги!
– Сами подходите! – попятившись, заявили сотрудники блокпоста. – Что ваш водитель не выходит? Кто он?
– Чеченец с рынка! У него две жены и много детей! Ему еще назад возвращаться! – крикнула мама, сложив ладони рупором. – Вы его не трогайте, он нацию возрождает!
Русские военные заулыбались:
– Две жены?
Дверь машины со скрипом открылась, и появился Асхаб.
Медленным шагом он приблизился к каменному шалашу и протянул водительские права и пятьсот рублей: мятый ценный прямоугольник фиолетового цвета.
Военные на глазах повеселели. Из глубины бетонного строения показался старший по званию, мужчина лет тридцати пяти. Рядом с потертыми штанами и куртками сослуживцев его новенький голубой камуфляж смотрелся круто. Себе на шапку командир блокпоста приделал хвост пушного зверя, а под шапкой блестело его довольное круглое лицо.
Ухмыльнувшись, он сунул деньги себе в карман: – Это нам на курево! – затем косо взглянул на документы в руке Асхаба и лениво приказал младшим по званию: – Обыскать машину!
Солдаты, которым адресовался приказ, были худы и неказисты. За плечами у каждого из них болтался «калашников». Судя по тревоге в глазах, главной мечтой новобранцев было убраться отсюда ко всем чертям.
Первым подошел высокий, светловолосый, а за ним семенил солдатик, похожий на представителя народов Крайнего Севера, то ли удмурт, то ли бурят, – он едва доставал напарнику до плеча.
Мы с мамой переглянулись: она переживала за кошек, а я едва сдерживала смех, поскольку нет ничего комичней экстремальной ситуации. Если нас не убьют, будет над чем пошутить. Юмор превыше всего и является главным и основным атрибутом выживания.