Традиции & авангард. Выпуск № 2

Первое, что меня поразило, – огромные круглые часы. В поликлинике их было несколько, они висели на стенах вдоль коридора. Все часы остановились много лет назад и успели покрыться толстым слоем пыли. Со стульями тоже была беда. При мне пациент упал, поскольку у стула на скользком, выложенном плиткой, растрескавшейся от времени, полу разъехались ножки. Медсестра невозмутимо вставила ножки в пазы, несколько раз ударила по сиденью кулаком, выругалась матом и предложила больному присесть снова.

На мой вопрос: «Я слышу в кабинете врача стук, там идет ремонт?» девушка в белом халате ответила:

– Там тоже по стулу стучат! Другой мебели у нас пятьдесят лет как нет, а о ремонте вообще лучше забыть.

Невольно вырвалось:

– Россия. Двадцать первый век.

Увидев, что творится с венами, врач посоветовал прикладывать подорожник и пить обезболивающее.

– Если стоять двенадцать часов в день, все равно ничего не поможет. – И он развел руками.

Вернувшись, я заварила на кухне пакетик быстро приготовляющейся лапши для матери и обнаружила, что она крайне недовольна отсутствием у нас черной икры и норвежской семги. Если честно, я давно не помнила, как они выглядят, хотя в детстве видела их на картинках в домашней библиотеке, а вот мама все сохранила в памяти. Когда-то мама окончила институт, работала старшим воспитателем в детском саду, а затем ушла на крупнейший завод «Красный молот» в отдел снабжения. В те годы недостатка она не знала. Поэтому мама встала, швырнула пиалу с китайской лапшой в раковину и отправилась в ванную комнату, громко хлопнув дверью.

Николя, узнав об этом, написал эсэмэску о том, что дверги, злобные и хитрые духи параллельного мира, любят ради забавы изводить несчастных людей. Разбираться в «Старшей Эдде»[1] мне было некогда, поэтому я попросила не нести ахинею и перестала читать сообщения.

Буйство мамы проявилось сразу после того, как она искупалась и вышла в ночной рубашке, которую носила вместо домашней одежды.

– Ты! – взвизгнула она, и ее лицо исказила ненависть. – Ты виновата во всех моих несчастьях! Будь ты проклята!

На подобные речи, в которых мама профессионал, особенно когда желала мне испытать страдания и боль, сопровождая это хлесткими оплеухами и увесистыми тумаками, я старалась не реагировать с малых лет. Детство мое выдалось очень и очень непростым. Когда малосведущие люди, пытаясь меня приободрить, говорят, какими страшными были чеченские войны, частенько я иронично посмеиваюсь. Не объяснять же каждому встречному, что войны – это далеко не все, что мне перепало как сувенир от Всевышнего.

– Сволочь проклятая! Тварь! – Мама выбросила в мою сторону руку и одновременно застучала голыми пятками по полу. – Провались ты пропадом, ничтожество косоглазое! Уродина жирная! Никому не нужная страхолюдина!

Если предложить ей валерьянки в такой момент, она может ударить ножом или плеснуть кипяток в лицо, поэтому я выжидала и надеялась на чудо, которое, разумеется, не произошло. Мама схватила подушку с дивана и, размахнувшись, швырнула ее в меня.

– Дура! Любая проститутка умней тебя! – орала она.

Выяснять, почему незнакомая проститутка из маминой фантазии умней меня, я тоже не решилась, припоминая, как однажды после неудачно заданного вопроса родительница проткнула мне шилом руку. Но ничего спрашивать и не понадобилось: с мамочкой всегда так, можно не выяснять истину, которую все равно разжуют и выплюнут.

– Я вынуждена из-за тебя голодать! В доме нет денег! Не-е-ет! – Мама толкнула столик на колесах, и тот перевернулся, загрохотал по паркету, чашка отлетела и звонко разбилась о стену соседней квартиры. – Родила в муках! Вырастила! Пестовала! И где благодарность? Деньги где?!

– Успокойся, пожалуйста, – сказала я.

Все-таки учеба на психолога предполагала понимание сложных душевных состояний.

– Ты перечишь?! Еще и перечит, мерзавка! – Мама начала вынимать наши тарелки, аккуратно сложенные в хозяйском серванте. – Я живу годами в голоде! В холоде! Не могу поесть вдоволь фруктов! – От тарелок приходилось уворачиваться, но несколько крупных осколков, отлетев от шкафа, больно ударили меня по спине. Спасибо, что не попали в глаза. Наверное, в этом и разница между мной и другими людьми: я во всем вижу лишь положительный результат. – У меня есть дочка! Доч-ка! – произнесла мама по слогам, словно поражаясь этому факту. – А толку от нее ноль! Ноль! Другая бы нашла богача, и у нас была бы квартира. Вдоволь еды! А эта сука всего сама хочет добиться! Дура! Позор! – И она заплакала.

Но это не были слезы горя, скорее слезы ярости, потому что тарелки закончились.

По моим расчетам подобный приступ длится не более часа, случается раз в три дня, поэтому выходило, что ждать окончания данного действа недолго. Главное – меньше говорить, больше кивать, а потом обязательно напоить маму успокоительными каплями.

– Не жалеет мои седины! – рычала мама. – Себя бережет, праведница! Кому твоя праведность нужна? Любая проститутка умней тебя! Своим честным заработком ты меня не прокормишь! Мы всегда будем нищие! Всегда бездомные! Из-за тебя, чертова упрямая девка!