Традиции & авангард. Выпуск № 3

В июне Даша вернулась из Ставрополя и начала проводить время со старшими девушками и юношами в поселке. Николя ради нее был готов на все, но робость и страх мешали отношениям. Нельзя сказать, что судьба была к нему сурова. На день Ивана Купала они дважды поцеловались. Но дальше этого дело не продвинулось. Ему было пятнадцать лет, а ей четырнадцать. В том, что это любовь, Николя не сомневался. Его задевала несерьезность Даши. Она не смущаясь заигрывала с другими, флиртовала и немного стеснялась Николя.

– Ты недостоин моей красоты! Мечтаю, чтобы меня забрал к себе твой брат, – шутила она.

– У него руки в крови, – возражал Николя. – А я хочу жить честно.

– Глупец. – Девушка поднимала брови над карими глазами. – Ты не просто странный, а еще и убогий!

– Ты не понимаешь, – объяснял Николя, опасаясь ее обидеть, – мой брат замешан в страшных делах, а мы поженимся и уедем отсюда. Забудем этот поселок.

– Куда мы уедем? – еще больше поражалась Даша, отстраняясь от паренька. – Твой брат – настоящий мужчина. Можно стать его второй или третьей женой. Его руки в крови. Да. Но ты только представь: одних он убивает, а других боготворит. Меня это заводит!

Однажды после вечеринки Даша, Николя и Степан, восемнадцатилетний сын кузнеца, возвращались домой из соседней деревни. Все молодые люди были изрядно навеселе и решили, что идти ночью через лес – отличная идея.

– Здесь всего шесть километров, – ободряюще сообщил Степан.

Даша весело щебетала, опиралась на его руку и всячески показывала, что Николя ей не так интересен, как взрослый парень. Это вызывало ревность, но вместе с тем и смирение, что он действительно ее недостоин: слишком застенчивый и невзрачный рядом с дюжим сыном кузнеца.

Планы добраться до поселка испортил дождь, хлынувший с мрачного неба. Единственным источником света был аккумуляторный фонарь, который нес Николя. Идти в ненастье сквозь чащу стало трудно. Поэтому когда вдалеке показалась сторожка лесника, юноши и девушка невероятно обрадовались. Избушка давным-давно пустовала, и никакого лесника не было в помине. Под ветхими стенами и наполовину разобранной крышей, часть которой успели растащить местные жители, прятались в непогоду звери и птицы. Здесь можно было переждать ливень.

Николя высказался против ночлега в сторожке.

– Отдохнем и пойдем дальше, – предложил он.

Степан и Даша отказались его слушать.

– Не нужно здесь оставаться, – твердил Николя. – Плохое место!

Но на его спутников внезапно обрушилась страсть, согревающая сильней, чем костер.

Степан пригрозил Николя и начал раздевать Дашу, совсем не сопротивляющуюся его объятиям и поцелуям. Николя мешал происходящему как мог: щелкал зажигалкой, включал и выключал фонарик, стучал ногами и читал Гарсиа Лорку в оригинале. Недолго думая Степан выхватил зажигалку и разбил, а фонарь отобрал. Николя от удара в челюсть пролетел несколько метров и, стукнувшись головой о балку, затих. Лежа на охапке старой соломы, он плакал. Дождь смешивался с его слезинками и уносился в бурлящие канавы.

В ту ночь Даша потеряла девственность.

Слушая возню и стоны, Николя чувствовал себя самым несчастным человеком на свете.

Когда все закончилось, Степан разразился истошным русским матом. Причиной его недовольства стало то, что в жизни Даши он первый мужчина.

– Я не собираюсь на тебе жениться, – визжал сын кузнеца. – Наглая потаскуха! Развела меня на секс! Заманила! Я не виноват!

Затем он пообещал отлупить ее, если она вздумает потревожить его родных.

– Вдруг я буду брюхата? – взволновалась Даша.

– Предохраняться надо, коза!

Выяснив отношения, Степан и Даша нашли зареванного Николя и повели его домой.

После этого происшествия замкнутость Николя возросла. Часами он смотрел на цветы Улы и ни с кем не говорил. Даже от выпивки отказался. Только курил сигареты. Мог выкурить две пачки в день, особенно когда узнал, что Фрося нашла работу в Ставрополе и уезжает из Авроры.

– Буду посудомойкой! – гордо объявила она. – В кафе можно питаться остатками еды и там же спать.

– Спать?! – удивился Насух.

– Зарплата маленькая, комнату невозможно снять. Но хозяин разрешил ночевать в подсобке.

Николя и тетка Нюся отправились провожать ее на автовокзал, откуда уезжали старые круглые автобусы желтого цвета. Мать ругалась нехорошими словами и одновременно осеняла дочку крестным знамением.

В шестнадцать Николя понял, что утешение есть в играх с Тимуром и домашних делах с поседевшей Улой. Бабушкины жалобы и звонкие крики племянника прерывали одиночество. Остальное время в своей комнате, где воздух был сине-серым от постоянного табачного дыма, Николя напевал по-испански и по-французски, самостоятельно освоив два иностранных языка.