Традиции & авангард. Выпуск № 3

Вокруг островами лежали исчерканные листки. Там и сям синие строчки пересекались кофейными разводами и пеплом. Евгений Борисович, нарушая мамины запреты и собственные принципы, курил прямо в спальне. Согласно его собственному суеверию, кофе, сигареты и черканье непременно привели бы его к разгадке. Но сейчас это больше походило на затянувшийся чемпионат по шарадам среди одиночек.

А, О, О, 77. Позже к ним добавились П от «Гомеоптеки», Р от кофейни с красочным названием «Борщ». С от магазина взрослых игрушек «Стрессекс»… За прошедший месяц участковый узнал столько новых слов и побывал в стольких разных местах, что предыдущая жизнь показалась только учебой, тренировкой перед навалившимся запутанным делом. Собранных злодеями букв хватило бы на новую длинную вывеску, а налитая в замок вода наводила подозрения на местную фирму, торгующую дверным оборудованием. «Проверить эту версию», – думал Евгений, хлебая остывший кофе. Сон мучительно не шел, хотя стрелка двигалась к шести утра субботы.

Сидя на темном, пропитанном болью и супом ковре (мама будет ругаться), Евгений Борисович ощутил себя песчинкой в волнах темного океана. Кругом наползали темные монстры, размахивающие щупальцами, и нечленораздельно рычали каждый на свой лад. Он глубоко вздохнул, нащупал под носком пульт и нажал на красную кнопку – и тотчас щебет кулинарного шоу перебил его тягостные видения.

Субботние утренние передачи никогда не отличаются кровожадностью или напором. Субботние утренние передачи – это плеск ручейка. Никаких тебе перестрелок – только сравнение овсяной и гречневой каши. Миловидная женщина в круглых очках советует добавлять в гречневую кашу мед и инжир для придания внезапных оттенков, и Евгений морщится, представив нелепый вкус на языке. Когда стрелка добирается до шести, женщину в переднике сменяет женщина в строгом костюме. Новостница вещает о каких-то вещах, но Евгений не слушает. Он растворяется в журчанье её речи. Он пытается запомнить, какой знак изображают губы при произнесении звука. В тот момент, когда ему показалось, что он почти научился, экран перекрывает черно-белый портрет мужчины с отдаленно знакомым лицом.

Разыскивается. Особо опасен… Если вы что-то знаете о местонахождении этого человека, немедленно сообщите по этому очень длинному номеру телефона, который невозможно запомнить. Или наберите «02». Евгений Борисович ухмыляется: все-таки его сосед сдержал обещание. «Особо опасным» являлся некий гражданин Озерцов В. Ю., по профессии электрик.

Вследствие увлечения идеями протеста объявил самого себя вершителем и принялся отрезать от сети загородные дома мелких и крупных чиновников. Делал он это хитро: приходил в своей обычной форме для «проверки оборудования» и что-то такое вытворял с щитком, что ровно спустя час после его ухода свет гас повсюду. Собственно, это все прошло бы незаметно и было бы обычным хулиганством или некомпетентностью, но однажды он устроил «проверку» как раз перед свадьбой дочки крупной шишки Вяткина.

На этой свадьбе Озерцов превратился из хулигана в настоящего террориста – взял в заложники невесту и сбежал. Евгений Борисович цокнул языком по нёбу. История была мутная и темная. С тех пор электрика искали с особым тщанием, но безуспешно, а свет продолжал гаснуть то в одном элитном поселке, то в другом – словно гигантская невидимая рука передвигала клавишу выключателя.

Впрочем, к пропаже букв это отношения не имело.

Или?.. Рука участкового замерла на полпути к пульту. Равнодушно посмотрел на него исподлобья грубо собранный фоторобот. Посмотрел и исчез.

Следом уже выросла новая фотография – круглое девичье личико. Она смотрела не исподлобья, а сбоку, кокетливо вытянув блестящие розовые губы, и если бы не приписка «пропала без вести», то можно было бы решить, что тревожную ноту после портрета преступника сбавляют рекламой сайта знакомств. Но большой палец уже опускается на красную кнопку – и вот, мигнув на прощание кошачьим зрачком, экран погас.

Евгений Борисович упал на диван.

И, словно получив эстафетную палочку, в соседней комнате встала со своей кровати его мать.

* * *

Дуня таскала драгоценный груз наравне с братом, хоть и давалось ей это тяжелее. Большие буквы упирались металлическими каркасами в голый подбородок, нещадно жглись железом. Молчаливый брат раскладывал буквы деловито – вдоль прочерченной на заснеженной крыше ботинком линии. Пока Дуня волокла алую «а» (которая в выключенном виде казалась вовсе не алой, а темно-коричневой), брат выложил начало – оставив пробел для неё.

Дуня уложила ношу. Отошла назад. Почти все было собрано, не хватало каких-то двух букв, но и времени оставалось мало.

Она помахала брату варежкой. Он, завороженный открывшимся зрелищем, не сразу заметил.

– Эй, – позвала она.

Парень оглянулся. Улыбнулся широко, кивнул.

В ночной тишине двое детей аккуратно спускались вниз по хлипкой пожарной лестнице.

* * *

– Я вот о чем вчера подумал, – с жаром говорил Евгений Борисович, отхлебывая бодрящий напиток. – Что, если между твоим Озерцовым и моими буквами есть связь?