Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

Не все члены худсовета паниковали. Некоторые выступили с решительной поддержкой фильма, иные призвали сделать жестче сюжетную линию Илларионова. Рысс, к примеру, выразил недовольство тем, что отношение к Илларионову в сценарии напоминает отношение к ленивому дворнику, который так и не устранил протечку в крыше: «Это нехорошо и иногда доходит до полного абсурда, когда речь идет о том, что он без всякой причины посадил много людей. Как будто он просто оскорбил их чувства и не больше. Почему? Что, в 1937 году тоже просто оскорбили чувства людей? Мы готовы говорить об этом с позиции нашего времени, а значит, мы должны расправиться с Илларионовым буквально, мы должны сказать, что он бандит, негодяй, что мы считаем, что он работает неправильно и что его нужно исправить. Все это связано с этической стороной фильма и мне представляется чрезвычайно серьезным. Вот мое главное возражение, и я в нем совершенно убежден»[437].

Другие заняли несколько иную позицию, утверждая, например, что в данной ситуации работа над сценарием зашла в тупик и нужно сделать четкий выбор: либо снимать стандартное кино, восхваляющее ЧК, либо создавать более смелый фильм и проводить более явные параллели с 1937 годом: «Нужно либо избавиться от Илларионова и сделать романтический фильм о ЧК эпохи Дзержинского, когда ЧК изо дня в день стоял на страже нравственности. В таком случае надо слегка изменить сюжет, добавить эпизоды о том, как ЧК эвакуирует откуда-нибудь детей и организовывает женотделы… Или же будет тенденция, которая, в результате того факта, что Илларионов остается живым и невредимым, перерастает [в 1937 год]»[438].

Зачастую критика сценария развивалась в неожиданных направлениях. Рассмотрим, например, многословное выступление Парамоновой, в котором она излагает свои возражения. В унисон с идеями профилактики она утверждает, что миссия ЧК заключалась не только в наказании людей, но и в борьбе за человека:

«Если мы откажемся от этой линии, не будет никакого смысла снимать сейчас картину о ЧК. Это моя гражданская позиция. Если мы снова скажем, что цель ЧК — распознавать врага, это будет неверно…

Мы не ушли дальше «Дзержинского» [реж. Калатозов, «Мосфильм»], 1953. Дзержинский помогал народу, и как бы привычно это ни звучало, это факт.

Тогда как здесь ЧК — карательный орган, который сосредотачивает в себе бесстрастных рационалистов, способных действовать в соответствии с принципом, нам чуждым: все средства хороши для достижения цели. Это меня серьезно беспокоит.

[Как зритель] Я могла бы пусть не приветствовать, но понять тот факт, что в те годы [Гражданской войны] происходили ужасные вещи, но этот орган был создан не только как карательный, и я должна понять из этого сценария, что на заре ЧК в нее вступали самые выдающиеся, самые благородные люди, которые действовали беспощадно. Здесь мог появиться и Илларионов, способный даже на большее. Но вы снимаете такое кино о ЧК, которое не вселяет ни капли надежды. Этот аспект пугает меня больше всего»[439].

Журавлев одобрил это выступление и согласился: «Ситуация очень серьезная, и я поддерживаю критиков [фильма]. Я поражен речью Киры Константиновны. Она уловила дух той эпохи настолько верно и глубоко, что я растроган»[440].

Парамонова, кажется, считала своим гражданским долгом создать позитивный фильм, показывающий, что тайная полиция может стать гуманной организацией, действующей в рамках закона. До некоторой степени она, возможно, получила указание снять такой фильм, который стал бы положительным примером и позволил бы изменить систему изнутри. Такое стремление было весьма характерно для того времени — в позднюю советскую эпоху укрепилось довольно неожиданное, но очень распространенное убеждение в том, что идеализированное представление истории ЧК перевешивает историческую правду, разоблачает злоупотребления в ЧК и т. д. На эту позицию встали такие писатели, как Юлиан Семенов, обслуживавшие секретные органы в брежневский период и в дальнейшем. Кстати, пример Семенова показывает, до какой степени мифология, созданная вокруг ЧК, заменила историческую правду. По словам его друга Аркадия Ваксберга, Семенов «стал соловьем Лубянки»[441].

Конечный продукт

В ранних вариантах сценария вопрос об окончательной судьбе Илларионова остается открытым. Илларионов получает выговор от местного руководителя ЧК Брокмана, но сцена завершается довольно слабо и неубедительно — Брокман говорит Илларионову: «Я не последний раз говорю с вами об этом!»[442]

Существенные изменения были внесены в более позднюю версию сценария. Сначала Илларионов произносит длинную речь, уточняя свою позицию: