Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

В некотором смысле современный культ Андропова — это всего лишь бледная и безобидная версия советского культа Дзержинского. Многие основные элементы культа Андропова знакомы нам с советских времен. Так, например, отказу Дзержинского принимать подарки, что свидетельствовало о его знаменитой неподкупности[752], вторит избитый анекдот о том, как Андропов с презрением вернул своему помощнику Семену Цвигуну ящик коньяка, который тот преподнес Андропову на 50-й юбилей ЧК в декабре 1967 года[753]. Рассказы об аскетизме и безразличии Андропова к публичным торжествам и орденам напоминают бесконечные подобные истории о Дзержинском[754]. Вообще, все эти качества представляют собой характерные чекистские черты, собранные вместе в знаменитом высказывании Дзержинского о том, что у каждого чекиста «должны быть чистые руки, холодный разум и горячее сердце». Эти рассказы призваны иллюстрировать распространенное утверждение о том, что КГБ на закате советской эпохи был самым некоррумпированным институтом[755]. Как показывают некоторые опросы общественного мнения, репутацию неподкупной организации успешно переняла ФСБ[756]. Как отметил депутат Госдумы Митрофанов, когда в 2002 году обсуждался вопрос о возведении памятника Андропову на Лубянской площади, часто подчеркивалось, что Андропов — менее «противоречивая» фигура, чем Дзержинский[757]. Восстановление Путиным памятной доски Андропова на Лубянке в 1999 году происходило в контексте настойчивых попыток вернуть статую Дзержинского на Лубянку и стало одним из многочисленных примеров того, что фигура Андропова используется как компромиссный вариант — более мягкий, менее броский, но все так же символически насыщенный.

Андропов как tabula rasa

Мысль о том, что Андропов был «самой таинственной» фигурой из всех советских руководителей, давно стала штампом в соответствующей литературе[758]. Действительно, в его биографии есть белые пятна и неясности[759], а его взгляды и вкусы вызывали разнообразные слухи и догадки еще при жизни. В отличие от Дзержинского, Андропов не оставил после себя афоризмов[760]. До определенной степени Андропов — это чистая доска, на которую можно спроецировать какие угодно идеи и качества. Немало предположений сделано, например, по поводу того, что Андропов якобы планировал сделать. Директор ФСБ Патрушев в статье от 2004 года под эффектным названием «Тайна Андропова», например, размышляет о том, что у Андропова была какая-то тайна, которую еще предстоит открыть. Он намекал на некие планы реформ Андропова, которые могли спасти Советский Союз[761].

Андропов как истинный инициатор перестройки

Утверждение о том, что Андропов был «реформатором в душе», является одним из краеугольных камней новой мифологии, сплетенной вокруг его фигуры. Бывший председатель КГБ Чебриков, к примеру, утверждает: «То, что началось в 85-м, все это были его [Андропова] идеи <…> Демократизация началась с КГБ»[762], а Шарапов уверял, что именно Андропов первым употребил слова «гласность» и «перестройка»[763].

Считается так: Андропов, еще будучи председателем КГБ, видел, что надвигается беда. Он предлагал различные меры по предотвращению угрозы, которые могли задать курс на демократизацию партии и всей общественной жизни[764], но их отклонило партийное руководство, считавшее, что КГБ не должен вмешиваться в дела, находящиеся за пределами своей компетенции[765]. Затем, когда Андропов наконец стал Генеральным секретарем и получил возможность проводить реформы самостоятельно, внезапная смерть помешала их осуществлению. Следовательно, по утверждению Бобкова, Андропов стал инициатором перестройки, но, увы, судьба отвела ему слишком мало времени, и он так и не сумел претворить в жизнь свой «грандиозный план»[766].

Конкретные факты, приводимые в поддержку этой теории, как правило незначительны, спекулятивны и/или недоказуемы, а подробности в высшей степени туманны. Подобные утверждения, очевидно, базируются почти исключительно на том, что Андропов в начале 1960-х годов тесно общался с группой молодых интеллектуалов, которые впоследствии присоединились к реформаторской команде Горбачева, а Горбачев был, по сути, его протеже.

Андропов действительно использовал слово «гласность», но главным образом с целью оправдать антизападные и антидиссидентские пропагандистские кампании. Так, например, он утверждал, что «важным средством завоевания доверия масс является гласность в чекистской работе. Советский народ должен быть больше и лучше информирован о подрывной деятельности иностранных разведок, зарубежных антисоветских центров, а также о подрывной деятельности антисоветских элементов внутри страны. Советские люди должны больше знать о трудной и сложной работе чекистских органов»[767].