Традиции свободы и собственности в России

Чтобы переломить подобные настроения, нужно не так уж много. Прежде всего, нам нужно вспомнить себя. У тысячелетней России счастливая историческая судьба и бесценный исторический опыт, у нее достойный зависти багаж, ни одной роковой червоточины и все козыри на руках. Мы не боимся жизни. Мы свободные, уверенные в себе и своей стране люди.

Легкость, с которой в начале 90-х у нас установился, пусть и несовершенный, но, без сомнения, либерально-демократический строй, должна бы поражать, но мы для этого слишком близки к событиям. Она начнет поражать поколение спустя. Эта легкость подтверждает пророчество С.Т. Аксакова, высказанное им в письме Александру II, о том, что России суждено «представить великое зрелище миру — тихого перехода к свободе».

Система ценностей исторической России воскресает в России новой и собирается жить долго и счастливо. Об этом говорит, среди прочего, крупное социологическое исследование, проведенное недавно Институтом общественного проектирования. Исследователи искали ответ на вопрос: произошла ли уже в России реформа общественного устройства и общественного сознания? На обширную анкету, предложенную социологами, ответили свыше 15 тысяч человек в возрасте от 18 лет (выборка, вдесятеро превосходящая ту, которая обычно признается достаточной и репрезентирующей все взрослое население России) из 408 населенных пунктов в 59 регионах. Главный вывод исследования: все слои российского общества приняли ценности свободы, демократии и частной собственности. То есть, приняли те самые реформы, о провале которых нам твердят справа и слева.

Помня, как трудно этот вывод доходит до наших СМИ, приятно удивляешься специальной акции интернет-портала «Росбалт». Он организовал журналистско-социологическую экспедицию с целью узнать, какова же истинная Россия. Любой выбор городов был бы уязвим для критики, поэтому просто отправились по 60-й, петербургской параллели. На ней оказалось пять городов: Белозерск в Вологодской области, Краснотурьинск на Урале, Стрежевой в Западной Сибири, Олекминск в Якутии и Магадан на Охотском море. Города разные по возрасту, развитию, численности и занятиям населения, уровню зарплат.

Подытоживая выводы экспедиции, Татьяна Чеснокова пишет: «Вопреки столичным представлениям никаких зон бедствия мы в провинции не увидели. В центре Белозерска или пригороде Краснотурьинска такие же краснокирпичные двухэтажные коттеджи под крышей из мягкой черепицы, как в питерских или московских пригородах. Соотношение запустенья и новых тенденций, пожалуй, такое же, как в Петербурге. А вот печальных примет большого города — бомжей, роющихся в помойках — мы в провинции не видели… Бытует мнение, будто провинцию не волнует стратегическая политика: лишь бы работа была, пенсии росли, работало здравоохранение и школы. Это неправда. Запрос на идеологию в российской провинции огромен. Люди хотят знать, к каким идеалам ведет их руководство, какой видит Россию-2030, Россию-2050, хотят участвовать в строительстве государства, разработке региональной политики».

Экспедиция проводила социологические замеры. «Уральцы по своим воззрениям оказались либеральнее жителей северной столицы. Они в большей степени склонны полагаться на себя, а не уповать на государство. Они терпимее относятся к чужому богатству. Они менее недоверчивы к Западу, тогда как большинство жителей Петербурга отличает склонность приписывать западному миру козни в отношении к России».

И заключительный вывод — одновременно правильный и ошибочный: «Российский народ по своим установкам вполне западен. Он рассчитывает только на себя, давно уже не ждет милостей от государства и хотел бы в большей степени заняться самоорганизацией своей жизни, самоуправлением на местах. Все что он имеет, он заработал своим трудом и видит прямую связь между эффективной и планомерной работой и результатом. В этом смысле ему вполне близки западные установки, народ их разделяет». Вывод верен по сути, только почему эти установки «западные»? Опять неудачное название яхты. Это установки наши собственные, просто мы об этом малость подзабыли.

Советская пропаганда твердила, что мы живем замечательно, и миллионы людей, вопреки убожеству своего существования, в это верили. СМИ новой России, настаивая на провале реформ, убеждают нас, что жизнь ужасна — и тоже не совсем без успеха. Тем не менее, большинство наших людей, ставших благодаря приватизации собственниками квартир (а теперь и земельных участков), ни за что не согласились бы вернуться в брежневское болото. Идея собственности не могла не победить в стране с тысячелетней традицией собственности.