Традиции свободы и собственности в России

Герцен усмотрел в такой общине экономические формы, близкие к требованиям европейских социальных реформаторов. Обосновывая придуманный им на этом основании «русский социализм», Александр Иванович писал в 1849 году: «Она [община] ответственна за всех и каждого… она предоставляет каждому без исключения место за своим столом. Земля принадлежит общине, а не отдельным ее членам; последние же обладают неотъемлемым правом иметь столько земли, сколько ее имеет каждый другой член той же общины; эта земля предоставляется ему в пожизненное владение; он не может, да и не имеет надобности передавать ее по наследству. Если у отца много детей — тем лучше, ибо они получают от общины соответственно больший участок земли… Сельский пролетариат51 в России невозможен…»52.

Цитируемая статья содержит еще одно важное утверждение: «Треть крестьянства принадлежит дворянам. Однако это положение, несмотря на наглый произвол дворян-помещиков, не оказывает большого влияния на общину… Если уж земля принадлежит общине, то она полностью остается в ее ведении, на тех же основаниях, что и свободная земля; помещик никогда не вмешивался в ее дела… Человек, привыкший во всем полагаться на общину, погибает, едва лишь отделится от нее; предоставляя человеку его долю земли, она избавляет его от всяких забот.»

Но если общины до Смутного времени (включительно) — объединения собственников, отчасти наследовавших дружинные традиции, а общины XIX века — воплощение русского неприятия собственности на землю и врожденного русского чувства справедливости (т.е. готовности к социализму), то что было в промежутке, длившемся два с лишним века? По какой причине и когда произошло превращение старой общины в новую?

Причиной стали, вероятно, уравнительные переделы. В Древней Руси их не было53 Многочисленные исследования по истории российского поземельного законодательства54 не обнаруживают их и в удельной Руси. По поводу же более поздних («московских») времен давно идут споры. «Государственники» (от Чичерина до Милюкова) утверждали, что изначальная община отмерла в России еще до появления самого слова «Россия», т.е. до образования централизованного Русского государства, и воссоздана усилиями этого государства ради удобства взимания налогов, набора солдат и т.д. Разнообразные же оппоненты государственников (от Герцена до Победоносцева) считали общину середины XIX века исконным, коренным гражданским институтом, прямым продолжением древнего, определившим самобытность развития России (в «самобытность» разные авторы, понятно, вкладывали разный смысл).

Доводы государственников убедительнее, но с одной оговоркой. Если община XIX века была воссоздана искусственно, как это удалось сделать? Нельзя воссоздать то, что полностью изжило себя и умерло бесповоротно. Но, как писал К.Д. Кавелин, разбирая книгу Б.Н. Чичерина «Областные учреждения России в XVII века», «призраки сословий и общин [уже] XVII века суть обветшалые и стертые остатки когда-то живых исторических элементов и начал, происхождение которых теряется в глубокой древности … Исторические типы не умирают скоропостижно, а угасают постепенно, проходя через целый ряд перерождений». Приходится признать, что эти «стертые остатки» пережили не только XVII-й, но и XVIII-й век и стали тем субстратом, на котором селекционерам вроде графа Киселева (о нем позже) удалось вывести общину нужного государству вида.

К.Д. Кавелин продолжает: «До самого образования Московского государства общины везде призывают, выбирают и меняют князей; где обстоятельства хоть сколько-нибудь благоприятствовали, там общины тотчас же приобретали политическую самостоятельность. Весь север и весь юг России были покрыты такими самостоятельными общинами. Только с усилением Московского государства общины понемногу перестают играть политическую роль. Но это не дает нам права утверждать, что и в общественной жизни не осталось следов общинного духа. В начале XVII века, в Смутную эпоху, общины вновь обнаружили несомненные признаки жизни»55. Еще какие признаки! Земские ополчения, спасшие Россию в Смуту, опирались на волости и мiры, то есть на общины.

Однако община XIX века, так восхитившая А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, А.И. Герцена, К.С. Аксакова с последователями и ставшая основой их далеко идущих историософских построений, имела очень мало общего с исторической русской общиной.

Вырождение последней ускорилась как раз перед Смутным временем. Это была пора небывалого по размаху крестьянского расселения. Консолидация основной государственной территории русского народа, вчерашних княжеств и земель, сопровождалась переселениями, повторным заселением, обменами населением. Шли процессы внутренней колонизации — и не только внутренней. Ключевский не зря говорил, что вся история России есть история колонизации.