Традиции свободы и собственности в России

В большинстве случаев революции «Длинного века» опрокидывали абсолютизм как форму позднефеодального государства. Через абсолютизм прошли между XVI и XIХ веками самые разные страны — от Португалии до Японии. Прежде, чем перейти в стадию «просвещенного», абсолютизм начинал со свирепых жестокостей. В Англии расцвет абсолютизма отмечен кровавыми правлениями Генриха VIII и Елизаветы I, в Испании он пришелся на царствование Филиппа II, любителя поджаривать еретиков, в России олицетворением абсолютизма стал Петр I. Абсолютизм всегда и везде резко усиливал бюрократию и командные методы управления, порождая, по сути, бюрократические монархии (термин М.Н. Покровского). Он обязательно устранял либо делал бутафорскими институты сословного представительства — зачаточные (по нынешним меркам) парламенты: Генеральные штаты, Кортесы, Земские соборы, риксдаги.

Даже самый стойкий и развитый из всех, английский парламент, при тирании Генриха VIII вел себя крайне послушно и только поэтому уцелел18. В любом случае, Англия, как некая островная аномалия, преодолела свой абсолютизм задолго до наступления «Большого века». Остальным же пришлось конструировать свои парламенты заново — на совершенно новых основаниях, хотя порой и под прежними вывесками.

В связи с недавним столетием Государственной Думы несколько привычных телевизионных неучей, знакомых с историей из пятых рук, пытались высмеять этот юбилей: и опоздали мы, оказывается, навсегда, и парламент был не тот, и срок пустяковый, и преемственность не возникла. То ли дело тысячелетняя европейская преемственность!

Не хочется никого огорчать, но тысячелетняя преемственность — миф. Все демократические режимы современного образца молоды, и это не укор. Важно, от чего движется общество, и к чему. Самая старшая по возрасту модель — английская. Шаг за шагом, иногда проходя по острию, Англия прокладывала путь к парламентаризму современного типа — для себя и, как выяснилось позже, для остального мира. Этот путь поучителен.

До второй половины XVII века судьба английского парламента оставалась столь же неопределенной, как и у родственных ему институтов в других европейских странах. Большой удачей для этой страны стала своевременная смерть в 1658 году военного диктатора, «лорда-протектора» Оливера Кромвеля. Случись она на 10-15 лет позже, все могло кончиться для английской государственной системы куда печальнее. Правда, должность отца тут же унаследовал сын, Ричард Кромвель, но он не обладал отцовской хваткой и, не совладав с войском, вынужден был отречься через неполные 9 месяцев. Наследственная диктатура не сложилась. В 1659 году остаток разогнанного Кромвелем-отцом парламента объявил себя учредительной властью, а в 1660 реставрировал монархию, теперь уже ограниченную. Отныне в Англии не было источника абсолютной власти. Но означало ли это событие, что в Англии появился парламент в принятом сегодня смысле слова? Нет, правильнее будет сказать, что под этим именем закрепилось гораздо более влиятельное, чем прежде, собрание богатых и сильных. Представляя около полутора процентов населения страны, они решали здесь свои дела — решали за плотно закрытыми дверями (все происходящее в парламенте оставалось секретным до XIX века). Менялся состав собрания, старая аристократия вытеснялась новым дворянством, а оно — буржуазией, вокруг чего, собственно, и шла борьба. Говорить о демократическом правлении тут пока еще просто не имеет смысла19. Но уже то, что парламент шаг за шагом становился одним из центров власти, который невозможно обойти, закладывало надежный фундамент будущей демократии. И хотя строительство на этом фундаменте всерьез началось лишь в XIX веке, без парламента оно не началось бы вообще. Причем едва ли к этому строительству можно было приступить раньше, до социального толчка Промышленной революции.