Традиция и Европа

Аналогичное различение можно обнаружить до определённой степени даже в христианстве, как в загадочном превращении «воды» (белый) в «вино» (красный) на свадьбе в Кане или в таком же загадочном обещании «крещения огнём и духом» (красный) по ту сторону «крещения водой» (белый). Кроме того, та же самая иерархия символов проявляется в весьма развитых формах при ритуальном рыцарском посвящении в цвете одежды неофитов. После купания рыцарь надевает чёрную куртку как знак смерти его низшей природы, затем белую, символизирующую новую чистоту, одежду и, наконец, иную, красную одежду, символизирующую высшую мужскую силу, которая обнаруживается в геройские дни, в кровавой жертве для дела духа. Эта иерархия символов находится ещё более разработана в стремлениях так называемого ars Regia — королевского искусства, которое можно рассматривать в качестве непосредственного наследника тайной духовности гибеллинского средневековья и хранителя духовности, связанной с мудростью божественной солнечной царской власти Египта. Порядок «превращений» обнаруживается здесь в последовательности трёх основных символических цветов, что примечательно, идентичных цветам старого немецкого имперского знамени: сначала чёрный цвет — цвет «умерщвления» или «инициатической смерти»; затем белый — цвет света, дня, воскресения, символ возрождения; и, наконец, красный цвет — императорский цвет, как наивысший градус, как завершение «делания», «мужская» и «огненная» реализация «героя», который после купания в «божественной воде» предшествующей ступени инициации принимает теперь «силу», «корону и скипетр», чтобы прикоснуться к «солнечному» бессмертию, символ которого — феникс (феникс, phoinix, в греческом языке связан с красным цветом), возрождающийся в огне (красного цвета) [66] .

Все эти соображения подтверждают то, что красное знамя как символ связано с традиционной символикой огня и солнца, в то время как сегодня им размахивают как знаменем революционного плебса, знаменем «пролетарской», обезличенной, атеистической массы без отечества, которая прославляет парию и проповедует ариманское евангелие всемогущего, механического, материалистического коллектива.

Напротив, в древние времена этот цвет был не только духовным символом, но также признаком даже просто «религиозной» ведущей наверх духовности. Он был не только аристократическим и королевским символом, но и символом сознательного дворянства и королевской власти, не только внешней и явной — сверхъестественной, не только земной и политической. Этот символ принадлежал и принадлежит и нам, так как даже если красный и белый цвет в общем относятся к двум великим полюсам духовности— действию и созерцанию, то всё же никакой другой цвет в большей мере, чем красный, не подходит для символизирования культуры (которой мы считаем древний Запад, и, вероятно, уже завтра прорастающую среди нас новую культуру), где наивысшей ценностью считается действие, а не созерцание, как мужской путь, без низкопоклонства или ханжеского сентиментализма чистой «жизни», путь достижения «чего–то большего, чем жизнь».

Если сегодня новые целебные силы восстановления действительно противостоят тёмным силам «современного» социального упадка, то, кажется, наконец наступает время прекращения всякой узурпации высот. Это время разоблачения подделок и искажений, которым подверглись наши древнейшие аристократические символы с возвышением низших слоев человечества. Каждая вещь возвратилась бы на предначертанное ей место.

В Италии снова к жизни возвращаются символы, характерные также и для древнейших германских традиций: орёл легионов находит своё соответствие в орле Одина, а обвязанный прутьями топор — в секире древних северных завоевателей. Разве это просто случайность, что немецкое национальное движение в своей победе над силами революции и своём восстановлении традиционных ценностей восстановило в правах родственные символы? Старое немецкое знамя, теперь, наконец, снова увидевшее свет, со своими тремя цветами — чёрным, белым и красным, как уже намекалось, соответствует в своём более глубоком значении трём фазам «солнечного» действия средневековых тайных традиций. И наряду с победоносно развевающимся национал–социалистским знаменем, разве только красный цвет отнят из узурпаторских рук марксизма, чтобы очистить его посредством вечного символа солнца и «из–себя–самого–пылающего–пламени» — свастики?

Die rote Fahne //Der Ring (Berlin), № 52, 29.12.1933, S. 837ff.

ПРЕОДОЛЕНИЕ «СВЕРХЧЕЛОВЕКА»

Поражает та лёгкость, с которой идеи, не имеющие никакой реальной основы, часто получают притягательную силу до такой степени, что становятся своего рода алиби для страстей: люди, считающие эти идеи истинными, переживают их так отчётливо, что, в конце концов, верят, что нашли им подтверждение в своём собственном опыте.