Традиция, трансгрессия, компромисс

В большинстве случаев былички – составная часть разговора. Когда фольклористы фиксируют ритуалы или исполнение песен, они являются наблюдателями, а не адресатами этих форм фольклорной речи; записывая сказки, мы становимся слушателями. Но жанры устной прозы предполагают иную коммуникативную ситуацию: фольклорист становится участником разговора, заинтересованной стороной, и природа его интереса не всегда очевидна рассказчику. Это всегда разговоры, в которых исходный интерес не назван. Наш первый пример это демонстрирует: информанту неясно, что хочет знать интервьюирующий, задавая вопросы о «доброходушке». Интервьюируемый преодолевает это затруднение, найдя эквивалентное понятие: ангел-хранитель. В ходе диалога создаются новое общее смысловое пространство и новые отношения – учителя и ученика.

В некоторых наших примерах мы отмечали дидактическую функцию рассказов, а также передачу традиционных практик от старшего поколения, которое уже не нуждается в них, младшему. Были рассмотрены ситуации, в которых участвуют молодые люди, не принадлежащие местному сообществу; но, основываясь на них, мы можем предположить, что молодые члены сообщества выслушивают аналогичные истории, которые рассказываются с дидактическими намерениями. Исследователям трудно создавать ситуации, в которых они могли бы наблюдать подобную передачу знаний от одного члена сообщества другому, от старшего поколения младшему[125]. Тем не менее иногда нам все-таки удавалось наблюдать за обменом историями, происходящим между членами сообщества в процессе беседы, участниками которой мы тоже были. Наше присутствие, конечно, играло свою роль, но мы видели, как члены сообщества подталкивают друг друга к рассказыванию историй и как они на них реагируют, как посредством рассказов создается и накапливается социальный капитал.

Следующая история произошла, когда в гостях встретились три местные женщины, 1925, 1936 и 1945 годов рождения, и американский фольклорист (ЛО). Женщины рассказывали истории из жизни: про убийства, аборты, травмы, как чуть было не похитили детей, чуть было не ограбили и чуть было не убили; о том, как с помощью магии можно предсказать, предотвратить или уничтожить последствия подобных катастрофических событий. История была подсказана целой цепочкой ассоциаций: фольклорист спрашивала о духовных стихах, которые знали женщины, и одна из гостей спросила хозяйку дома, Валентину Сергеевну Г. (нашу главную информантку главы 7), старшую из женщин, есть ли у нее какая-то определенная молитва. Валентина сказала, что у нее есть такая молитва, а другая женщина напомнила ей, что она рассказывала о том, как эта молитва спасла ей жизнь. Валентина ответила, что молитва спасала ей жизнь трижды; затем она рассказала о двух из этих случаев. В отличие от приведенной выше беседы о домовом этот разговор принес богатый урожай в виде рассказов о разных событиях, участниками которых были сами рассказчики. Эти истории явно рассказывались с развлекательными целями, а также в качестве подтверждения убеждений рассказчика и демонстрации знаний о духовном мире – в данном случае православном. Обе позиции – рассказчика-увеселителя и человека сведущего в делах духовных – очевидным образом служили росту социального капитала повествователя. В частности, нескрываемое стремление Валентины показать глубокое знание православных текстов могло быть спровоцировано присутствием гостьи – местной женщины, которая в сообществе исполняла роль чтицы на поминальных службах. Женщина сама избрала себе эту роль (сама научилась читать по-церковнославянски), но для ее реализации требовалось благословение священника. Возможно, по этой причине местные жители относились к ней с уважением и даже в некоторой степени завидовали ее особому положению. Эта женщина не участвовала в разговоре, но было важно само ее присутствие. Участницы разговора в порядке вступления в беседу: Катерина Михайловна (1936 год рождения), Валентина Сергеевна Г. (1925 год рождения) и Лора Олсон (1962 год рождения).